Сергей Кургинян - Содержательное единство 2001-2006

То, что современная цивилизация живет ради комфорта, то, что цивилизация – это материальный и духовный комфорт… Это в ядре какой цивилизации было что-то подобное?

Что такое вообще комфорт? Это удобство. Comfortable – удобно. Ракитов мне объяснит, что такое духовные удобства? Дух вообще совместим с удобством? Дух – это очень неудобная штука. А удобства начинаются там, где душу покидает дух. Да и то – лишь в случае, если душа падает до самого низа. Иначе она, так сказать, самотрансцендентируется. И это далеко не комфортное занятие.

Великая культура – комфортна? Бетховен – комфортен? Гоген – комфортен? Сколько пошлости можно под одну диктовку (прошу прощения, если ошибаюсь) извлечь из человека, при том, что сказано вроде было: "Вы можете расстроить меня, но играть на мне нельзя". Видимо, если нельзя, но очень хочется, то можно.

Но тогда вполне уместно и своевременно зафиксировать, что сыгранная Ракитовым мелодия никак не совместима ни с какими прежними суждениями о каком-то русском величии, обретаемом по ту сторону имперского (советского) маразма. Эта мелодия однозначно является мелодией конца. В ней ощущается вся значимость заказа господина Бжезинского.

И это значит, что теоретизирование Ракитова носит ликвидационный характер. Русскому субъекту предлагается не жизнь с комфортными сортирами (что плохого-то?). Ему предлагается смерть. Для начала в форме уменьшительного существования (уменьшенная страна с уютными сортирами).

Уже предлагалась уменьшенная страна с постиндустриальным потенциалом. В этом хоть была эквивалентность замены. Тут теоретизирование не хочет даже напрягать себя в поиске адекватных компенсаций. Потому что теоретизирующий связан с субъектом. А субъект уже не может прикрываться какими-либо футурологически-позитивными масками. Он понимает, что наступает время, когда говорить придется с большей откровенностью. И вполне конкретно – о конце исторической жизни того народа, о судьбе которого субъект, якобы, так хлопотал.

Но субъект борется за формат этого конца. Он хочет все отжать для себя из ликвидационного финала. А раз так, то субъект уже нельзя назвать держателем альтернативной концепции русского блага. Я не хочу демагогических восклицаний. Пусть субъект докажет, что это не так. В противном случае ему придется сказать о себе окончательную правду. "Я – киллер. Я – ликвидатор. Я – враг своего народа".

Нельзя сказать такое про себя, не исповедуясь в ненависти к народу. Причем к своему народу. Мы еще поговорим об этом подробнее. А пока перейдем от Ракитова как предтечи Соловья – к неким "околосоловьевским" вариациям на ту тему, которая так выпукло заявлена в докладе "Трансформация русской идентичности и ее стратегические последствия".

Часть девятая. От Соловья (и предшествующего ему Ракитова) – к другим теоретизированиям в духе той же русской уменьшительности

Итак, Соловей не одинок. Иначе не стоило бы и копья ломать. Уменьшительный национализм уже становится вполне влиятельной идеологией. Он имеет своих теоретиков, активных пропагандистов и последовательных сторонников. Издаются книги, в Интернете давно идет широкое обсуждение идей отделения регионов от "московско-ордынской России", выдвигаются различные – но сплошь "спасительные"! – варианты безгосударственного существования русских.

Один из наиболее острых критиков "имперской идеологии" – Алексей Широпаев. Это бывший активист Христианско-патриотического союза и Союза "Христианское возрождение", покинувший эти организации, так как, по его собственному признанию, "почувствовал необходимость перехода к политической борьбе и углублению русского национализма". Широпаев – автор книги "Тюрьма народа. Русский взгляд на Россию". А его статья "Иная русскость" сейчас живо обсуждается в Интернете. Генеральная идея: "российское государство, империя – это историческая яма, из которой русским надо срочно вылезать".

Широпаев пишет:

"Прежде всего, необходимо освободить русскую ментальность от имперского этатизма. "Иная русскость" – это неимперская русскость, оппозиционная московскому унификаторскому централизму, ведущая свое начало от времен, когда Русь слагалась из множества самобытных и суверенных Русей. Необходимо отрешиться от мертвящего исторического московоцентризма. Ментальная переориентация на Вольный Новгород – последний оплот собственно русской государственности – пробудит наши исконные этнокультурные архетипы и позволит увидеть новую историческую перспективу".