Баркашовцы засаживались в Белый дом на моих глазах. Один, второй, третий, десятый, двадцатый… Они меняли характер. Это уже были статные молодцы, а не прыщавые ребятишки, у них была новая сшитая форма, их тренировали.
Вечер. Сижу у Баранникова. Вбегает его помощник: "Сергей Ервандович, Сергей Ервандович, идите смотреть!". Я говорю: "Что такое?" – "Простите шефу, но тут так интересно! Баркашовцев выводят к американскому посольству! Вот их сейчас приведут. По радио ими оттуда управляют. Сейчас их еще развернут. Они сейчас будут говорить: "Слава России!" (Перехваченные переговоры по рации). А вот сейчас их еще раз повернут, потому что не тот ракурс – фотографам неудобно. "Слава России!". Теперь их уведут!".
Я не хочу заострять внимание на этих частностях, потому что главное заключается в том, что 93-й год – это такая вот ситуация. Конец 93-го года, 94-й год – это уже война в Чечне. К этому моменту в виде консервативной силы вместо Скокова начинают включаться Коржаков и Сосковец.
Ельцин ненадолго поверил Коржакову, поверил примерно на 93-й год, очень за него схватился. В конце 93-го года Борису Николаевичу говорят, что вообще-то он тут не нужен, пусть он сидит у себя в Завидово и, если вы помните, оперирует носовую перегородку.
Ельцин не оперировал носовую перегородку, он сидел под домашним арестом, организованным Коржаковым. Это был фактически почти смертный час Ельцина. Но он успел сделать один гениальный ход, простой и гениальный: он связался с Грачевым.
Грачев ничего собою не знаменовал с точки зрения военной гениальности, он не был ни Суворовым, ни Жуковым, но в условиях 93-94 гг. ясно олицетворял собой стайную первичную сплоченность этой десантной группы. Эта десантная группа, начиная с этого времени, непрерывно беспокоит коржаковцев.
Грачев (можете считать, что это было на моих глазах) сказал, что за Бориса Николаевича он порвет горло любому, в том числе и Коржакову, и фактически причалил к этому Завидово – освобождать Бориса Николаевича. Грачев считал, конечно, что Борис Николаевич тут же расправится с Коржаковым и передаст ему все полномочия.
Но Борис Николаевич уже был умен, и он начал безжалостно разжигать конфликт между Грачевым и Коржаковым. За всеми перипетиями этого конфликта, за всеми историями с "Пашкой-мерседесом" и всем прочим, за "делом Холодова" и всем остальным стояло это разжигание конфликта между Грачевыми Коржаковым.
Начиная с этого момента, Коржаков понял, что Грачев – последняя преграда к его власти и что ему любой ценой надо убрать Грачева. А Ельцин понял, что единственная гарантия его политической стабильности – это смертельный конфликт между Грачевым и Коржаковым.
Статьи Павла Гусева против Грачева – это просто прямые заделы из Службы безопасности президента, да и многое другое происходило по той же самой линии. И что печальнее всего – по той же самой линии происходили и эксцессы в период войны в Чечне, в частности, так называемая "колонна в Яруш-Марды" (это отдельная и очень серьезная история).
Свойство российской элиты того времени состоит в том, что две клановые партии, выясняя отношения друг с другом, используют своего чеченского противника как аргумент в пользу собственной победы. Фактически победа чеченцев – это возможность наказать Грачева и двинуться дальше к власти.
Поэтому партии начинают играть не в рамках национального консенсуса: "Сначала победим врага, а потом разберемся между собой", а за пределами национального консенсуса: "поражение от врага есть возможность изменить расклад политических сил между нами". Это – подлая линия, начатая тогда, является до сих пор главным инвариантом российской политики.
Именно она, и только она, определяет всё, что происходит в Чечне. Именно она, и только она, не дает ничего стабилизировать. Именно этот раскол элиты, управляемый извне, не дает возможности провести никакие реформы, именно его следствием являются террористические акты в "Норд-Осте", в Назрани, в Беслане. У всего этого – полностью и определенно – один и тот же источник.
Пока этот источник не будет ликвидирован, никакие разговоры о стабилизации ситуации в России невозможны.
Значит, вся ситуация происходила ровно до того места, пока Грачев не принял Сосковца и они вместе не договорились о том, что Сосковец нормален. Скоков написал большую покаянную статью о том, что он отказывается от своих претензий в пользу Сосковца. И началась эпоха Сосковца.
Как только началась эта эпоха и Грачев присягнул Сосковцу (то есть Коржакову), он абсолютно перестал быть нужным Ельцину. Он для него нужен был как враг Коржакова. И как только Павел Сергеевич, не понимая этого, пожал руку Гусеву (а Гусевым управлял Коржаков, "абсолютно конкретно" управлял), то Грачев был обречен на снятие. И он был снят.
Читать дальше