Сергей Кургинян - Смысл игры и другие выступления

— Очень интересный вопрос. Вы ему ничего не не сказали. Первое. Ребята, если всерьез относимся к ситуации, то уже месяцев через шесть мы должны будем думать об особых методах выживания в России. Халява кончается. В этом смысле я одиночек, которые уезжают, могу понять. Альтернативой бегству является только борьба. Бороться нельзя в одиночку. Человек один не может ни черта. Значит, либо преодоление всех индивидуализмов и железное сплочение в группу, большие школы, долгие тренинги, опыты коллективной жизни, либо отсюда надо валить. Человек, который не может найти себя в коммьюнити и не понимает, что один он бороться не может, что он должен делать? Но он там погибнет. Он никогда не будет полноценным гражданином Чехословакии. Его сын никогда не будет полноценным гражданином Чехословакии. Его внук может. Это же касается Франции, Италии, Великобритании, всех стран Европы. Может быть в Америке что-то происходит быстрее. Я не знаю, я плохо её чувствую. Я её слишком не люблю, чтобы чувствовать. Я так её люблю — Фолкнера люблю, Рузвельта люблю… Но то, что происходит сейчас, вызывает у меня очень страшные чувства. Она просто превращается в дьявола на глазах. Поэтому он проиграет в жизни. Он будет там второсортным человеком, это стопудово. Но он понимает, что здесь распахивается ад, что у него последняя возможность выпрыгнуть. А выводить людей из ада он не может, потому что это не делается в одиночестве. Вы могли ему сказать: «Вместе с другими сможешь». Какова убедительность этих слов — не более 3 %. Вы свои 3 % не использовали. Но 97 % заключались в том, что он не хочет этих экстремальных форм действий, борьбы он не хочет. Здесь останутся те, кто готовы бороться и кто понимает, что отъезд за границу — это прозябание. Это страшное прозябание. Это прозябание в статусе профессора Гарварда. Это прозябание в богатом доме, это всё равно прозябание, невероятная тоска, скука, внутренний ад. Вы меня всё время хотите спросить об одном: почему люди так хотят жить? Я не знаю. У меня нет ответа на этот вопрос.

Вопрос: А будет ли проведено заявленное в «Сути времени» исследование уникального русского опыта альтернативного развития?

— Конечно будет! Конечно! Ни на минуту ничто не прекращается. Ну, понимаете, что идёт такой… вот пусть кончится… Через сколько-то часов, порядка 12-ти, предстоит такая схватка, как никогда. То, что я затеял, это опять игра с системой. Это новый виток «Суда времени» и «Исторического процесса». Может быть, с вашей помощью, с помощью предков, которые хотят победы России, я выиграю этот тур. Никакой гарантии тут нет. Ну, что будет, то будет. В этот момент я могу начать читать лекции о великом альтернативном опыте, но это будет чуть-чуть смешно. Чуть-чуть надо подождать. Я очень переживаю, что прекращены лекции Лицея и всё прочее. Я обязательно это сделаю дней через пятнадцать. Но только не утешайте себя тем, что оттого, что станете умнее и поймёте больше, само собой что-то изменится. Помните великую фразу Маркса: «Учёные слишком долго объясняли мир, тогда как дело в том, чтобы его изменять». Изменяя мир, вы изменяете себя, вы получаете совершенно новые качества жизни. Тогда вы понимаете гораздо больше, чем в случае, если вы хотите во что-то абстрактное выйти. От двух глубоких человеческих пикетов или сбора людей можно понять о себе и о других больше, чем от пяти самых мудрых проповедей. Наступает время соединения учёбы и действия. Люди должны учиться для того, чтобы действовать, и действовать для того, чтобы учиться. Тогда на 5 % можно спасти Россию, на 95 % дело уже швах. Но 5 % есть. Как было у человека 3 % со своим другом, так у нас сейчас 5, может быть 7 %. Вот как-то так.

Вопрос: Я хочу узнать, как простые иранцы относятся, как они готовятся к войне?

— Я вам скажу просто, с кем я встречался. Я с Велаяти встречался. Знаете его? Велаяти — это один из членов совета экспертов, главный советник Хаменеи, духовного лидера. Ну, я был на форуме Молодёжи Мира, куда меня в связи с тем, что всё было закрыто… лист безопасности был закрыт три дня, проводил глава Стражей Исламской революции. В министерстве иностранных дел я был почти со всеми, в Совете Безопасности и так далее. Понимаете, я для них неудобный человек. Я еду к ним с паспортом, в котором есть израильские визы. Я Нетаньяху всегда говорил, что мы Иран не отдадим. Одновременно я им (иранцам) говорю: «Откройте глаза, посмотрите, что твориться в мире». Если они приняли меня на этом высоком уровне и сказали, что уровень будет повышаться, посмотрим. Если они мне дали 1,5 часа прямого эфира на первом канале своего телевидения, значит дело у них плохо. Они чувствуют, что какие-то есть более глубокие проблемы, чем американский империализм и Европа. Они чувствуют, ну, грубо говоря, что американцы договариваются о стратегическом партнёрстве с радикальным суннизмом. А это смерть. Это продлённая смерть. И никакой надрыв Ахмадинежада… Я слушал его, он — блестящий оратор, очень талантливый человек. Духовно одарённый, очень яркий. Велаяти холоден как лёд, как полагается высокому лицу, эксперту духовного мира. А Ахмадинежад безумно страстен. Он бьётся как крупный тигр, на которого накинули сеть. Сидит радикальная исламская молодёжь со всего мира, и когда он там проклинает сионизм, они: — «А-а-а-а!». А когда он говорит: «И мы ждём Махди». — «У-у-у-у! Зачем нам твой Махди? Зачем нам твой шиизм вонючий, если мы другие? И ты для нас — второсортный исламский пёс, чуть-чуть лучший, чем сионист».