Но концепция суверенитета у Путина — это классическая национально-буржуазная концепция в духе Вестфальского договора, в духе национально-буржуазного существования вообще.
Суть заключается в следующем. Есть проект Модерн, в котором живёт весь мир. И этот проект — это как бы мировой дом, в котором существуют разные квартиры. Квартиры эти могут быть в подвале (очень плохие, колониальные, так сказать), они могут быть в бельэтаже, они могут быть в мансардах. И все страны борются по правилам модерна за то, чтобы получить наилучшие квартиры в этом доме — в миропорядке, заданном определёнными правилами.
Вот что такое ограниченный национально-буржуазный суверенитет.
Россия никогда по законам этого суверенитета жить не хотела. «Третий Рим» или коммунизм, неважно, это всегда желание перестроить мировой дом. Это заявление о том, что домик не ахти — не тот, что надо. Что человечество идёт не теми путями, которыми оно должно идти к благу. Что домик слегка вдребезги напоминает тюрьму или что-нибудь ещё похуже. Что в аду не обустраиваются и не хотят наилучшую территорию. Что нужен рай, а не ад.
Вот что такое извечное русское отношение к вопросу о суверенитете. В этом смысле русское ноу-хау — это глобальный суверенитет. Не локальный, национально-буржуазный, а глобальный. Это предложение миру глобальных альтернатив.
Самой яркой такой глобальной альтернативой был и остаётся коммунизм. И в рамках этого самого коммунизма, с какими бы изъянами он ни был, русские вдруг и стали самими собой до конца. Даже больше, чем с «Третьим Римом» и Московским царством. Они нашли себя, выявили себя. Они действительно стали страной, несущей миру новую весть.
Русское ноу-хау — не сырьё и даже не наука и техника, и не балет, и не живопись, и не литература (хотя русские несут миру очень многое во всём этом), а новая глобальная весть.
Теперь наступает время, когда проект Модерн рушится. То есть домик, в котором были эти национально-буржуазные квартиры, шатается, плывёт, странно искажает свои контуры, превращается в какой-то странный лабиринт, в какую-то монструозную конструкцию. Не New World Order (новый мировой порядок), а New World Disorder (новый мировой беспорядок). И внутри всего этого оказывается, что у русских места просто нет.
Домик всё более напоминает уже не тюрьму и не шалман, а просто натуральнейший ад — «человейник», как говорит Зиновьев. Место тотального расчеловечивания, тотального рабства. Место, где не будет возможности для человека восходить вообще. Что именно он будет есть, и как именно он будет спать, и какая там будет «Икеа» и какой «Макдональдс» — вопрос двадцать пятый. А вот восхождения там не будет.
Внутри всего этого очевиднейшим образом теряется какое бы то ни было место для России. И вот тут мы говорим:
— Послушайте, а о каком национально-буржуазном суверенитете идёт речь? О чём вы вообще говорите? Россию в этом нельзя разместить. Её никаким образом в этом не разместишь. Вы начинаете модернизацию, игру в модернизацию, — в условиях, когда эта игра завершена. А там, где она ведётся… Ну, её ведут уже несколько стран, которые ещё имеют для этого какой-то потенциал. У них есть ещё традиционное общество. Они кидают его в топку этого Модерна и как-то едут. Но, когда они докидают туда традиционное общество — и они остановятся. Куда мы двигаемся дальше? Остаётся ли развитие приоритетом 21-го века?
Ведь из этого философского огромного вопроса вытекает всё на свете: способ развития России, программы её во всех сферах (от промышленности до сельского хозяйства), её отношение к человеку, ее модель человека, ее отношение к своей сверхдержавности (то есть, к империи или к Советскому Союзу), ее отношение к нации…
Это самый больной вопрос.
В одной из передач Максим Шевченко сказал, что сейчас, после того, что произошло на Болотной, Сахарова, Поклонной и так далее, открывается путь к формированию политической нации. А мне-то кажется, что путь закрывается. Поскольку есть дельфины и анчоусы, мухи и пчелы, то о какой нации идет речь? Поскольку надо убивать теток-негодяек, которые проголосовали не так, как хочется, то о какой нации идет речь?
Есть два народа — большой и малый. Это очень серьезный вызов. Малый народ силен, он полиэтничен, он сейчас затаился, он будет делать одновременно очень много разных вещей: он будет концентрировать силы, он будет добиваться уступок от власти, шантажируя власть эксцессами, и на какое-то время ему удастся добиться этих уступок.
Читать дальше