События в нашем обществе показали, что, зная систему ценностей и стереотипы активных социальных групп, можно заставить их действовать в нужном направлении через очень краткосрочное воздействие сигналами. Красноречивый, почти модельный пример — программирование событий 3 октября 1993 г. Задача режима состояла в том, чтобы спровоцировать сторонников Верховного Совета РСФСР на активные действия с элементами насилия или хотя бы «беспорядков» для того, чтобы ликвидировать парламент вооруженным путем, но при поддержке или хотя бы нейтралитете армии.
Как мишень для манипуляции были использованы не политические или идеологические установки, а чувства. Прежде всего, чувство оскорбленного достоинства. Для их мобилизации режим в течение недели предпринимал ряд странных, необъяснимо подлых действий (отключал свет и воду в здании Дома Советов, то разрешал, то запрещал проход к зданию, ставил громкоговорители и оглашал окрестности похабными песенками). Затем в течение недели в разных точках Москвы шли немотивированные, вызывающие всеобщее возмущение избиения людей — даже в подземных вестибюлях метро. По завершении этих подготовительных действий было делом техники вывести 3 октября огромную демонстрацию и «провести» ее к Дому Советов, а затем послать на захват пустой мэрии, а потом и здания телецентра в Останкино, где и был подготовлен первый акт побоища 28.
В целом внедренный в мышление механицизм вульгарного истмата позволил манипуляторам решить две задачи: сделать основную массу советских людей невосприимчивой к тем доводам здравого смысла, которые указывали на опасность изменений в обществе; обеспечить пассивность подавляющего большинства в критические моменты неустойчивого равновесия, когда толкнуть процесс в ту или иную сторону можно было действием очень небольшой силы. Слом советского жизнеустройства был проведен как «революция сверху», и условием успеха такой революции является даже не благосклонность массы, а именно ее пассивность. Никакой социальной базы для такой революции и не надо, пару тысяч «энтузиастов» и толпу хулиганов организовать всегда можно — лишь бы в этот момент «народ безмолвствовал».
На исходе века все мы, народы огромной цивилизации Евразии, опять попали в историческую ловушку. Перед нами стоит задача модернизации — а значит, тесного взаимодействия с Западом и западным капитализмом — и в то же время задача избежать переваривания нас этим самым западным капитализмом, превращения нас в «периферию». Но в то же время и сам Запад переживает тяжелый кризис, кризис самих оснований индустриализма, его главных, почти религиозных идей — свободы и прогресса.
Специфика «формулы свободы и прогресса» в индустриализме связана прежде всего с детерминизмом, который наследован от ньютоновской картины мира и создает иллюзию возможности точно предсказать последствия твоих действий. Это устраняет «боязнь непоправимого», проблему ответственности, заменяет эту проблему задачей рационального расчета. Детерминированная и количественно описываемая система лишена всякой святости (как сказал философ, «не может быть ничего святого в том, что имеет цену»). И либерализм (особенно в его фундаменталистской версии, неолиберализме), и исторический материализм, исходящие из одной и той же научной картины мира, оказываются беспомощными перед многими принципиальными вопросами, которые поставил перед человечеством общий кризис индустриализма.
В начале 60-х годов видный американский философ Б. Мур писал: «Интеллектуальный строй как марксизма, так и либерализма может сейчас быть не адекватен тому, чтобы справиться с проблемой свободы и прогресса. Оба могут оказаться пленниками собственной прошлой истории и обстоятельств, в которых они возникли, и вводить нас в заблуждение, когда мы станем некритически применять их к современным проблемам».
Для России это важно вдвойне, поскольку мощный альянс внешних и внутренних сил загоняет ее на периферию уже больного капиталистического общества. Все прогнозы говорят, что участь тех, кто окажется втянутым в экономику нынешнего капитализма, оставшись на периферии, будет ужасна.
Снова, как почти сто лет назад, единственным средством избежать распыления станет для нас революция. Но революция уже не ленинского типа, а «революция по Грамши». Как говорил Грамши, революция — это битва «сил организованного мышления против сил животной жизни» в поисках высшей гармонии. Успех в поиске путей преодоления нашей катастрофы зависит от того, успеем ли мы восстановить сначала связность нашего общественного сознания на уровне здравого смысла, а затем поднять его на уровень того, что Грамши называл «организованным мышлением».
Читать дальше