Сергей Хрущев - Никита Хрущев. Рождение сверхдержавы

Советские люди, которых мы видим здесь… сделали для нас очень много. Кроме того, советские военные специалисты, которые были готовы умереть вместе с нами, очень много сделали в обучении и подготовке наших вооруженных сил».

Выдержки из выступления Кастро опубликовали в советских газетах. Отец расценил его как добрый знак: кубинский лидер начал осознавать, кто его истинные друзья, рисковавшие из-за народа, населяющего далекий остров, не только своим благополучием, но и жизнями.

Тем не менее 2 ноября Микояна в Гаване ожидал более чем прохладный прием. Выдерживался обусловленный протоколом ритуал встречи, говорились правильные и хорошие слова, но между хозяевами и гостем как бы выросла холодная прозрачная стена. Микоян расстроился. Во имя неприкосновенности Кубы мы пошли на конфликт с США, в результате мир оказался на грани ядерного уничтожения. Теперь нам демонстрируют свою неприязнь с обеих сторон: и американцы, и Фидель.

На первой встрече, состоявшейся в особняке кубинского правительства, где поселили Анастаса Ивановича, ощущение дискомфорта только усилилось. Казалось, Фидель Кастро с трудом сдерживает себя, чтобы не наговорить резкостей. Микоян как-то сник.

Вечером Анастас Иванович пригласил к себе Плиева и других генералов. Начался демонтаж стартовых позиций, предстояла эвакуация, и, хотя всем этим руководили из Москвы из Министерства обороны, Микоян хотел узнать подробности. Иначе как вести переговоры?

Следующий день начался столь же хмуро. На квартире Фиделя собрались к 9 утра. Состав более чем узкий: с советской стороны, кроме Микояна, переводчик и Алексеев. Фидель вообще появился в одиночестве. Так, он считал, легче высказаться начистоту. Микоян понимал, как складывается обстановка, и приготовился, отстаивая точку зрения Москвы, не дать кораблю напороться на рифы.

Разговор пошел туго. Потом Кастро разговорился, но легче от этого не стало. «Кубинский народ не понимает, как можно совершать сделки, решать судьбу нации за ее спиной, даже не посоветовавшись с ним», — твердил Фидель.

Анастас Иванович повторял изложенные в письме доводы: на консультации времени не оставалось, и, главное, цель достигнута. Куба спасена. Но Кастро его не слушал, и не хотел слушать: с Кубой не посчитались, никто не имеет права распоряжаться ее судьбой! Кастро просто разъярился. Микоян стоял на своем. Он не позволял вывести себя из равновесия, монотонно повторял свои доводы.

Настаивая на командировании Анастаса Ивановича, отец на заседании Президиума ЦК подчеркивал именно это его достоинство — способность противопоставить буре эмоций свое непробиваемое спокойствие. Но чего это стоило Микояну, человеку остро переживающему, да еще с южным темпераментом. И все-таки верх брала сила воли, выдержка.

Разговор продолжался более часа, когда Алексеева позвали к телефону. Звонили из посольства. Шифровальщик принял телеграмму отца, адресованную Микояну. В ней сообщалось о смерти Ашхен Лазаревны. [101] В воспоминаниях А. И. Алексеева допущена неточность, он говорит, что переговоры еще не начались, однако запись беседы А. И. Микояна и Кастро, хранящаяся в архиве МИД СССР, позволяет уточнить хронологию.

О факте получения срочного послания посол на ухо сказал Микояну. О содержании он умолчал.

Анастас Иванович обо всем догадался, этой горькой вести он ждал и вчера, и позавчера, и в день отлета из Москвы… Он попросил посла съездить в посольство, привезти телеграмму. Здание посольства было неподалеку, на машине можно обернуться за пять минут. Алексееву не хотелось в такой момент оставлять Микояна один на один с Кастро. Но и не ехать невозможно. Никому другому он не решался довериться.

Из соседней комнаты через секретаря Фиделя Кастро Алексеев передал ему записку, где, сообщив о случившемся несчастье, просил сделать перерыв в деловой беседе.

Через полчаса посол вручил телеграмму Микояну. Отец посылал свои соболезнования, а принятие решения о возвращении в Москву на похороны оставлял на усмотрение Анастаса Ивановича. Переговоры прервались. Запал у Фиделя прошел. Гости, извинившись, уехали. В особняке Анастас Иванович попросил оставить его одного…

Неопределенность продолжалась около часа. Дверь в комнату Микояна оставалась плотно закрытой. Алексеев с переводчиками и немногочисленными сопровождающими лицами вполголоса переговаривались в зале. Наконец появился Микоян. Лицо у него посерело, осунулось. Его и без того некрупная фигура как бы еще больше усохла.