Сергей Хрущев - Никита Хрущев. Рождение сверхдержавы

В пятницу Исполком так и не пришел ни к какому решению. Обсуждение письма отца (первого) решили продолжить утром в субботу 27 октября.

Однако с утра все пошло наперекосяк. На Белый дом обрушилась лавина информации о непредвиденных происшествиях. В других условиях каждого из них могло хватить для отдельного небольшого кризиса.

Рано утром директор ФБР Эдгар Гувер позвонил Роберту Кеннеди и сообщил, что, по его сведениям, советские дипломаты в Нью-Йорке всю ночь не спали, судя по всему, они готовили к уничтожению секретные документы. Подобные действия не допускали двойного толкования — противная сторона считает: война на пороге.

На одной из встреч, посвященных проблемам Карибского кризиса, Георгий Корниенко сказал следующее: «Слухи о том, что в посольстве жгли документы, неверны. Ничего подобного не происходило, но, естественно, мы приготовились ко всяким неожиданностям».

Роберт Кеннеди пишет, что по дороге в Белый дом он недоумевал: как сопоставить эти действия с письмом отца, в котором предлагается путь урегулирования конфликта. Или послание — просто камуфляж?

Обе стороны подозревали друг друга, не верили друг другу и одновременно, рассчитывая друг на друга, надеялись на благополучный исход, на чудо в последний момент.

Утреннее заседание Исполкома началось в Белом доме, как обычно, в 10 часов. Первым выступил Макнамара. Его сообщение не оставляло особых надежд: русские, занятые постройкой баз, работают днем и ночью. Он мог прохронометрировать работу по часам, с интервалом, с которым низколетящие разведчики с ревом проносились над строящимися объектами.

Их бесцеремонность просто выводила из себя Фиделя Кастро. «В конце концов, Куба — суверенное государство и не позволит унижать янки свое достоинство», — эмоционально реагировал он на призывы выполнявшего директиву Москвы Алексеева сохранять выдержку и спокойствие.

Пока полеты совершались два раза в день, Кастро еще терпел. Но со вчерашнего дня стало твориться что-то невообразимое. Самолеты янки чувствовали себя как дома, как во времена Батисты. Уязвленное самолюбие Кастро требовало отмщения. Он твердил одно: аргументы разума на северного соседа не подействуют, там признают только силу.

Поздно вечером 26 октября главнокомандующий майор Фидель Кастро Рус отдал приказ кубинской зенитной артиллерии открывать огонь и сбивать нарушителей. Распоряжение довели и до советского полковника Воронкова, командовавшего зенитными ракетами.

Он находился в подчинении у Плиева, и оба они не имели права действовать без санкции Москвы. Несколькими часами раньше Плиев послал шифровку Малиновскому. В ней он запрашивал разрешение применить имеющиеся в его распоряжении средства ПВО в случае «удара американских стратегических авиационных соединений». Другими словами, если начнется авиационная подготовка высадки десанта.

Получив сообщение, Малиновский поспешил к отцу. В результате где-то утром 27 октября из Москвы в Гавану полетел ответ, предоставлявший Плиеву право в случае массированного воздушного нападения открывать огонь. Массированного…

Зенитные ракеты формально еще не заступили на дежурство: на стартовых позициях заканчивались монтаж, проверка электроники, настраивались локаторы. Оставался последний шаг, полшага, и американцы не останутся безнаказанными.

Ретранслированное Плиевым распоряжение Москвы и приказ Кастро полковник Воронков получил практически одновременно. Московская депеша ему не понравилась, опять эти ограничения, а вот приказ Кастро полковник воспринял с энтузиазмом. Он дал команду удвоить усилия. К ракетам подсоединили боевые части, установили их на пусковые установки. Теперь дело оставалось за прибористами и, конечно, за приказом открыть огонь.

Макнамара продолжил доклад. Он сообщил, что в дополнение к ракетам советские специалисты в авральном порядке собирают и приводят в боевую готовность бомбардировщики Ил-28.

Каждая сторона истолковывала действия и оценивала намерения противника по-своему. Выводы порой делались взаимоисключающие. Неверная оценка намерений противостоящей стороны приводила к новой ступени эскалации и к новым ошибкам.

Доклад Макнамары в 11 часов прервало срочное сообщение: в девять утра по вашингтонскому времени по радио передали новое письмо из Москвы. На прием и перевод ушло два часа, и только сейчас его текст на английском языке представили на рассмотрение Исполкома. Эти два письма, именуемые историографами конфликта первым и вторым посланиями Хрущева, вызывают огромное количество толков и спекуляций. Я попытался рассказать об истории их появления, а теперь хочу, несмотря на значительный объем, привести полный текст второго послания.