Сергей Хрущев - Никита Хрущев. Рождение сверхдержавы

Отец и Кеннеди находились в одинаковом положении, решение оставалось за ними. И тому и другому требовалось отделить зерна от плевел. Но в условиях разнобоя и противоречивости мнений, высказывавшихся на Исполкоме, Кеннеди приходилось труднее, времени он затрачивал больше. А от времени в условиях кризиса зависит многое, если не все. Так что с точки зрения эффективности командный штаб по управлению кризисом в Кремле представляется мне эффективнее аморфного белодомовского Исполкома.

Другое дело, что над Кеннеди довлели еще и предстоявшие через пару недель, в ноябре, выборы в Конгресс, и, набирая Исполком, он думал в первую очередь о них, о том, что ответственность следует размазать по всему политическому спектру, даже в ущерб оперативности и эффективности.

Слава богу, что оба лидера с задачей справились.

Итак, утро 24 октября, Белый дом, заседание Исполнительного комитета при Президенте США Джоне Кеннеди.

Американцы теперь наблюдали за стартовыми позициями ежедневно. Директор ЦРУ Джон Маккоун в докладе об изменениях, происшедших на Кубе за истекшие сутки, отметил, что на острове сохраняется спокойствие, на ракетные базы не допускается никто, только советский персонал. Удивление присутствующих вызвало его сообщение о спешном камуфляже ракетных установок. Почему только сейчас?

В ЦРУ не нашли удовлетворительного объяснения. Отец тоже не получил от Плиева вразумительного ответа. Я больше не слышал от него восторженных отзывов о генерале Плиеве. О присвоении ему звания маршала он и не заикался.

Когда Маккоун показывал фотографии кубинских военных объектов, снятые накануне, Джон Кеннеди с удивлением отметил, что боевые самолеты на аэродромах вытянулись в ровные цепочки, как бы специально облегчая задачу на случай возможной атаки. Он пошутил, что это проявление склонности военных к порядку, к строю и предположил, что на аэродромах Флориды, по всей вероятности, можно наблюдать аналогичную картину. Генерал Тейлор срочно послал самолет проверить американские аэродромы с воздуха. Президент оказался прав: и там самолеты крыло к крылу выстраивались в четкие геометрические узоры.

Вечером того же дня, после консультации с представителями членов Организации американских государств, приняли решение о введении с 10 часов утра 24 октября морской блокады.

Неопределенность с блокадой беспокоила отца более всего. В заявлении Кеннеди провозглашалось лишь установление карантина. Когда же они решатся на практические действия? Для отца это казалось чрезвычайно важным, к Кубе подходили последние тридцать судов.

Отец считал, что мы, как великая держава, не можем подчиняться диктату США, они не имеют права досматривать наши суда в открытом океане. Всем капитанам пошли указания следовать своим курсом, командам, подаваемым с американских кораблей, не подчиняться, ход не стопорить. Малейшая ошибка теперь могла привести к непоправимому.

Все переговоры наших судовых радистов с материком американцы скрупулезно регистрировали, и открытые, и закрытые. Вечером 23-го они отметили необычайное количество шифрованных посланий. В ЦРУ так и не смогли расшифровать их, не узнали тогда, не знают и сейчас, какие команды получили капитаны из центра. Исполком лишь фиксировал, что корабли курса не изменили. Пока их не задерживали. Американские эсминцы лишь разворачивали орудия, молчаливо отслеживая проходящие мимо под советским флагом сухогрузы, танкеры, реже пассажирские теплоходы. На них все — от капитана до матроса — находились в страшном напряжении. Только когда заградительная цепочка оставалась за кормой, следовал вздох облегчения. Пронесло. Часть судов с военными грузами, в том числе и «ядерный» «Александровск» буквально в последний момент проскользнули через зону карантина. От греха подальше «Александровск» вместо указанного в судовых документах Мариеля поспешил в ближайший порт Исабелль. В эфир передали шифрованный сигнал, безобидное послание на берег, содержащее с таким напряжением ожидаемое в Москве условное слово. Как бы оно ни звучало, смысл был один: «проскочили».

Немедленно доложили отцу. Он немного успокоился. Появилась даже некоторая надежда, что американцы только угрожают, а задержать суда в открытом море не посмеют.

Как бы там ни было, но заявления американцев о возможном досмотре советских кораблей все больше занимало мысли отца. Именно здесь он видел наибольшую опасность столкновения. Отец просто начинал кипеть, когда представлял себе, как чужие матросы снуют по палубам, открывают двери кают, суют свой нос в судовые документы.