Сергей Хрущев - Никита Хрущев. Рождение сверхдержавы

Здесь снова приходится вспомнить о Пеньковском. По его информации, переданной в США, наш кулак оказывался много слабее. Правда, тут действует иная математика: двух десятков ракет, имеющихся у нас в наличии, хватило бы, чтобы разрушить десяток американских городов. Посчитает ли американский президент такую плату за устранение ракет с Кубы приемлемой?

Отец продиктовал текст ответного письма Кеннеди, по ходу дела внося изменения в обговоренное ранее заявление Советского правительства. Помощники отправились приводить его, что называется, в божеский вид. Присутствующие возобновили обсуждение. Собственно обсуждать оказалось особенно нечего, — подтвердили команду военным на повышение боевой готовности, договорились о телеграмме Кастро, подтвердили директиву Зорину, уточнили еще кое-какие детали (я к ним вернусь по мере повествования).

До рассвета еще оставалось время. Чтобы не терять его даром, заслушали информацию Секретаря ЦК Демичева о поездке в Германскую Демократическую Республику и переговорах с Вальтером Ульбрихтом. [85] Там же. С. 618–619. На этом все мыслимые темы исчерпались. Отец предложил прерваться, собраться завтра утром в 10 часов. Настала пора расходиться, но отец медлил, что-то его еще беспокоило.

— Давайте задержимся здесь до утра, — наконец проговорил он, — иностранные корреспонденты и разведчики наверняка крутятся поблизости от Кремля. Не стоит демонстрировать свою нервозность, пусть думают, что мы спокойно спим в своих постелях.

Возражений не последовало. Отец ушел в свой кабинет, там ему уже готовили постель в комнате отдыха, на диване. Заместители председателя Совета министров оказались в привилегированном положении, их кабинеты располагались по соседству. Остальным пришлось коротать ночь на стульях в зале заседаний.

Вокруг ночного заседания в Кремле за последующие годы накопилось немало легенд. Рассказывали их в основном люди, там не присутствовавшие. Я не хочу тратить время на пересказ, да и рекламировать, мягко говоря, фантазеров не моя задача. Упомяну только об одном из них, тогдашнем Председателе КГБ Владимире Семичастном. На ночное заседание в Кремль его, в отличие от Малиновского, Кузнецова и даже генерала Иванова, не позвали, и он чувствовал себя уязвленным. Через много лет он «вспомнил», что Хрущев якобы «запаниковал, на заседании Президиума ЦК в ночь с 22-го на 23-е октября с совершенно серьезным лицом трагически произнес: "Все. Дело Ленина проиграно!"». [86] Семичастный В. Беспокойное сердце. М.: Вагриус, 2002. С. 279.

Его слова не заслуживали бы комментариев, если бы их не начали цитировать в серьезных исторических книжках. Семичастный — не свидетель, повторяю: в ту ночь в Кремле он отсутствовал, а судя по приведенным выше цитатам из документов, обстановка на заседании Президиума никак не походила на панику. И что, собственно, погибло? Для такого пессимистического заявления вообще не имелось никаких оснований, никто не предполагал, что появление наших ракет на Кубе американцы воспримут спокойно, не начнут скандалить. Они и начали, а члены Президиума ЦК решали, что противопоставить им в ответ. И никакой трагедии. И ничего не проиграно. Речь шла о том, как выиграть, а не проиграть.

К тому же, чисто психологически отец не мог произнести подобных слов. Что-то очень похожее прозвучало из уст Сталина, который, осознав масштабы катастрофы в июне 1941 года, впал в депрессию, сказал: «Все погибло, дело Ленина мы просрали», уехал на дачу и бросил страну на произвол судьбы, не появлялся на людях целую неделю.

Отца там не было, он воевал на фронте. Об этом после войны ему рассказали по отдельности Берия и Микоян. Первый — уснастив смачными деталями, второй — осторожно, с оглядкой.

Отец многократно и при различных обстоятельствах пересказывал эту историю, возмущался: по его мнению, ответственный лидер так поступать не имел права — а потому он мог сказать что угодно, только не повторить сталинскую фразу. Семичастный безусловно был наслышан об этой истории, и то ли у него в мозгу перепуталось, то ли он переврал все умышленно.

Теперь давайте вернемся в Кремль.

Утром все выглядели помятыми, невыспавшимися. Помощники зачитали отредактированные тексты ответа Кеннеди и постановления Совета министров. Текст постановления остался практически неизмененным. А вот письмо Кеннеди, внося поправку за поправкой, отец фактически начал передиктовывать заново. То и дело вставляли замечания и другие участники совещания. Решил внести свою лепту и Василий Васильевич Кузнецов. Смысл его предложений сводился к тому, что в ответ на американский нажим на Кубе нам следует ответить тем же в Берлине. Кузнецов почти не сомневался в одобрении отца, но тот отреагировал неожиданно резко.