Сергей Хрущев - Никита Хрущев. Рождение сверхдержавы

— А какое потребуется время? — говорю я. — Сколько времени пройдет, пока он окрепнет и сможет восстать? Актив, занимающий правильные позиции, истребляют. Физически уничтожают!

Изложив наши позиции, мы распрощались. Они сейчас же уехали в Варшаву».

К сожалению, в воспоминаниях отца о переговорах остаются за кадром Маленков и Молотов. Молчали они? Или нет? В свое время, когда отец не раз возвращался к этой истории, мне не пришло в голову задать вопрос. Сейчас спросить не у кого.

Как я уже говорил, отец не рассчитывал, что поляки впрямую выскажутся за вооруженное вмешательство. Но они и не выступили против, их возражения не звучали категорично. Более того, отец побаивался, что Гомулка и Циранкевич в какой-то мере могут поддержать требования Имре Надя о выводе советских войск. Занятая поляками позиция приятно удивила его.

Польские руководители в тот же день от имени ЦК ПОРП обратились к венграм с призывом к благоразумию.

В Бухарест прилетели в середине дня. Отца с Маленковым там уже ждали. Собрались все, как уславливались. Настроение было нервное, тревожное. Соседей Венгрии особенно беспокоили границы. Обычными стали их нарушения. Далеко не все в Венгрии приветствовали происходившее в Будапеште, кто бежал, беспокоясь о собственной судьбе, иные просили помочь оружием.

Собравшиеся высказывались единодушно: «Надо действовать, и немедленно».

Тодор Живков, а за ним Георге Георгиу-Деж предложили свои воинские формирования для участия в готовящейся операции. Отец отклонил их инициативу: советские дивизии справятся сами. Они находятся в Венгрии по праву победителей во Второй мировой войне, на них, по Потсдамскому соглашению, как на оккупационные войска возлагается ответственность за поддержание порядка, их вмешательство имеет юридические основания. Кроме того, не следует забывать: венгры — верные союзники Гитлера — зверствовали на советской территории поболее самих немцев, и Будапешт в конце войны мы не освобождали, а брали приступом. Солдаты получали медали: «За освобождение Софии и Праги, Белграда и Бухареста», но «За взятие Берлина и Будапешта, Вены и Кенигсберга». Это не только наше право, но и обязанность — не допустить враждебные войска на территорию стратегически важного партнера. Принятое решение соответствовало национальным интересам СССР и интернациональным интересам социалистического или, если хотите, Восточно-Европейского альянса. Таковы политические реалии, определявшие правила поведения держав-победительниц, как СССР так и США. Для сравнения вообразите себе реакцию американцев, если бы в Японии 1956 года толпы разъяренных японцев убивали на улицах своих сограждан, лояльных оккупационной власти, требовали пересмотра результатов Второй мировой войны, Сан-Францисского мирного договора, вывода войск США со своей территории. Вообразили? То-то же!

В отличие от напряженной беседы с поляками, обстановка в Бухаресте сложилась непринужденной, дружественной. Отец даже позволил себе пошутить: предлагая участие своих войск, румыны идут по проторенной дорожке. Ведь в 1919 году они принимали активное участие в подавлении венгерского восстания, возглавляемого Белой Куном. За разговорами минул день. В Югославию предстояло лететь ночью. Прогноз погоды по трассе полета давали неутешительный — гроза. Доложили отцу: «Лететь нельзя».

Он пригласил командира экипажа самолета. Через несколько минут в комнату вошел полковник Цыбин. Он по соседству ожидал распоряжений.

Цыбину отец доверял полностью, имел возможность убедиться в его мастерстве.

Войдя в помещение, Цыбин остановился у двери и, сделав попытку подтянуться, насколько это позволяла его грузная фигура, произнес полууставное: «Прошу разрешения…»

Отец улыбнулся:

— Говорят, нет погоды? Запрещают полет?

— Совершенно точно, лететь нельзя, — расплылся в улыбке Цыбин.

— А если надо? — продолжал отец. Цыбин расплылся еще шире.

— Если надо — полетим, Никита Сергеевич, — и, подобравшись, уже строго закончил: — Прикажете готовиться?

— Полетели, — закончил отец.

Цыбин отозвался коротким: «Есть!» — и вышел.

Отец знал, что это не бравада. Просто пилот уверен в себе. Когда Цыбин отвечал «нет», он больше не настаивал, значит, лететь действительно нельзя.

Вот что вспомнил об этом путешествии отец: «Погода была отвратительная. Внизу горы. Ночь. Начался ураган. Вокруг грозовые тучи, молнии сверкают. Я не спал, сидел у окна самолета. Я много летал, всю войну и после войны, но в таком переплете я никогда не был…