Временные, но очень тяжелые депрессии, охватывающие командующих перед лицом неминуемой военной катастрофы, не есть нечто невиданное. У всех такое состояние проявляется по-разному, однако от подобных неприятностей не застрахованы самые “великие воители” и самые замечательные полководцы. Наполеон, бросивший свои войска во время отступления от Москвы, несколько дней сидел молча без движения в карете, увозившей его в Париж. Величайший из американских генералов Роберт Э. Ли, выехав навстречу виргинцам, которые отходили назад после неудачной атаки Пикетга под Геттисбергом, поскакал прямо под огонь юнионистской артиллерии, стрелявшей по отступающим конфедератам. Увидев, куда направляется их командующий, подчиненные схватили его коня за поводья и закричали: “Назад, генерал Ли!” Так что, возможно, Коньи, терзаемый виной за судьбу Дьен-Бьен-Фу, временно утратил способность контролировать себя.
Есть и другое объяснение. Коньи мог намеренно добиваться отстранения. 30 марта он, должно быть, уже не сомневался в скором падении Дьен-Бьен-Фу, как и в том, что сразу же после этого начнется поиск козлов отпущения. Генерал мог стремиться к возможности обратиться к общественному мнению раньше, чем это сделает главнокомандующий. Если бы Наварр отстранил Коньи, тот получил бы полную свободу публично критиковать бывшего начальника. Кроме того, отстранение спасло бы Коньи от ответственности за окончательное поражение в Дьен-Бьен-Фу, которое, как мог предполагать генерал 31 марта, есть дело ближайших дней, в крайнем случае недель. Конечно, ни один офицер не станет добиваться, чтобы его сняли с должности. Но лучше уж отстранение, чем обвинения в гибели и пленении 10 000 соотечественников.
Действия Коньи, таким образом, поддаются тем или иным объяснениям, но позиция Наварра совершенно ставит в тупик. Ни один генерал, ни один офицер, ни в одной армии не стал бы сносить серию столь вызывающих оскорблений. Только представьте, что подобное позволил бы себе кто-то из подчиненных де Голля или де Латтра. И если Наварр еще мог снести личные оскорбления – а он не должен был, не мог! – то он просто не имел права оставить безнаказанным откровенное нарушение Коньи служебного долга в момент военного кризиса. За такой проступок генерала надо было с позором отстранить от должности. Когда Коньи не явился на вызов главнокомандующего в 04.00 31 марта, Наварру следовало бы сказать адъютанту Коньи о том, чтобы тот сообщил своему генералу по его пробуждении, что он (Коньи) может считать себя свободным от обязанностей с того момента, как проснулся, и потому должен немедленно покинуть Ханой. Затем Наварру надлежало бы информировать штаб о том, что он как главнокомандующий принимает на себя руководство Северным командованием впредь до назначения преемника Коньи.
Но Наварр не поступил так, как имел полное право поступить. Чтобы дать ответ на вопрос “Почему?”, нужно знать Наварра. Скорее всего, он не отстранил Коньи потому, что не хотел дать тому свободу действий критиковать себя за промахи в Индокитайской кампании и особенно за Дьен-Бьен-Фу. Пока Коньи оставался во Вьетнаме, Наварр еще сохранял способность как-то контролировать его заявления. Оказавшись в Париже, Коньи сделался бы центром внимания международной общественности. Если Наварром двигали именно эти соображения, то он расплачивался за возможность достигнуть цели ценой утраты самоуважения.
Тем временем в Дьен-Бьен-Фу события вечера 31 марта принесли офицерам, старавшимся поддержать оборону, ощущение почти полной беспомощности. Воздушно-десантные подкрепления так и не прибыли, и защитникам плацдарма пришлось сдать Доминик 2 и Элиан 1. У них отсутствовали резервы, а запасы снарядов и мин почти совсем истощились. Вьетминьцы готовились предпринять следующую атаку с наступлением ночи, а по данным радиоперехвата французы знали, что в долину прибыл сам Зиап, чтобы лично руководить войсками в бою‹29›. Вскоре после того, как стемнело, Ланглэ передал Бижару по радио, что тот может оставить Элиан 2 и Элиан 4 и отходить на западный берег реки. Бижар ответил ему: “Пока у меня останется хоть один живой солдат, я не уйду с Элиан. В противном случае с Дьен-Бьен-Фу будет покончено”‹30›.
Зиап оценивал ситуацию так же, как и Бижар, а потому ночью 31 марта приказал двум полкам 316-й дивизии атаковать Элиан 2.
Как раз тогда, когда уже казалось, что опорный пункт вот-вот падет, появилось несколько французских танков. Несмотря на то что четыре из них были подбиты, а один уничтожен, пехоте с их помощью удалось отстоять Элиан 2. Позиция Элиан 4, испытавшая меньший натиск со стороны противника, также осталась в руках защитников. Поздно вечером 31 марта коммунисты повторно атаковали Югетт 1. В 23.00 войска Вьетминя обстреляли северный участок рубежа из орудий и минометов и бросились на штурм. Французы тогда оставили северный бункер, вызвав на него массированный огонь артиллерии. С рассветом защитники Югетт 1 контратаковали не ожидавших нападения и деморализованных вьетминьцев и выбили их с позиции.
Читать дальше