Сергей ГОРОДНИКОВ: РОССИИ МАЛО БОНАПАРТИЗМА

Некоторые читатели газеты «Национальная Республика» задают нам почти один и тот же вопрос. Они внимательно отслеживают то, что сейчас предпринимается Президентом В.Путиным и его администрацией для укрепления централизации власти и роли армии в России, и сравнивают с нашим анализом последовательности событий во Франции после прихода к власти Наполеона Бонапарта, — анализом, предложенным в книге "Историческое предназначение русского национализма" ( см. газ."НР" №4 ). Находя в поразительных совпадениях определённую закономерность, соглашаясь с нами - мы, несомненно, открыли закономерности в развитии всех буржуазных революций, - они говорят: "Не поворачивает ли В.Путин к бонапартизму, то есть к форме Национальной революции? А если так, не следует ли нам, русским националистам, искать сближения с ним и по мере возможности оказывать свою поддержку?"

Вопрос, действительно, очень важный для определения тактических задач русского политического национализма на ближайшие годы. Но прежде, чем ответить на него, обратимся сначала к некоторым фактам истории Франции конца осени 1799 года, когда вызревал заговор по осуществлению переворота, - того переворота, который привёл к руководству страной Наполеона Бонапарта. Эти факты помогут понять, чем был бонапартизм для Франции, на какие интересы он опирался; и чьи интересы привели к власти В.Путина в нынешней России.

30 октября 1799 года, за десять дней до переворота, фактический глава и олицетворение Директории, то есть режима диктатуры коммерческого интереса во Франции, Поль Баррас пригласил генерала Бонапарта к себе на ужин. Во время ужина он доверительно сказал Бонапарту: "Республика гибнет — ничто больше не выполняется; правительство не имеет никакой силы. Нужны изменения в организации власти. Эдувиля (Hedouville) мы сделаем Президентом республики, а вам, генерал, мы доверим армию".

Баррас при режиме Директории был тем же, чем был в России последних лет Б.Ельцин. Как и Ельцин, он боролся за власть любыми мерами, не брезгуя аморальностью и беспринципностью. Как и Ельцин, он нажил множество врагов и превратил власть в кормушку небольшой группы воров, посреднических спекулянтов, которые довели страну до грани нищеты и развала. Как и Ельцин, он не имел серьёзной политической поддержки, своей партии, и держался у власти изощрённым лавированием, подкупами и интригами. Как и Ельцин, он стал крайне непопулярен в собственной стране. Сознавая, что спасти режим и его самого может только радикальное укрепление аппарата исполнительной власти, которое позволит ему уйти в тень, сохраняя высокое положение и влияние на принятие ключевых решений, он намеревался осуществить переворот, который преобразует Директорию в авторитарную президентскую республику. А во главе республики он решил поставить зависимого от него человека, политически неизвестного Эдувиля.

Трудно сказать, что за человек был этот Эдувиль. Обстоятельства помешали ему оказаться наверху власти, и в последующем он нигде не проявился, как яркая фигура. Известно, что он был профессиональным военным и в начальный период Великой французской революции служил вместе с лейтенантом Наполеоном Бонапартом в южном городишке Валенсе, где они поддерживали товарищеские отношения. Крутые повороты исторических событий развели их. В отличие от Бонапарта и созвездия других молодых военных, Эдувиль никак не смог заявить о своих талантах военачальника в сражениях за республику, стать известным в армии и стране на этом поприще. Очевидно, что он делал карьеру иным способом, изнутри аппарата власти. Как бы там ни было, важен напрашивающийся вывод — появление во главе исполнительной власти России В.Путина очень напоминает то, как предполагалось Баррасом выдвижение в руководство Францией того времени Эдувиля.

Бонапарт был оскорблён. Баррас посмел выдвигать в предполагаемые президенты Франции какого-то Эдувиля, а ему, прославленному генералу, предлагать второстепенную роль в обслуживании рискованного предприятия! После ужина 30 октября он принял решение примкнуть к другой группе заговорщиков. Её возглавлял Эммануил Сийес, который на тот момент превратился по положению во второе лицо в Директории. Но влияние Сийеса в исполнительной власти становилось весомее, чем у Барраса, ибо он не был запятнан скандальными сделками с олигархической верхушкой.