Квентин Скиннер - Макиавелли. Очень краткое введение

Как и всегда, Макиавелли отвечает тем, что отвергает эти ревностные сантименты в самой ироничной манере. В главе XVIII он настаивает, что опыт притворства не только есть неотделимая часть любого государственного правления, но и может поддерживать его, причем так долго, как это может потребоваться. Существует две определенные причины для того, чтобы сделать столь провокационный вывод. Одна из них заключается в том, что большинство людей по своей природе простодушны и бесхитростны и до такой степени склонны к самообману, что абсолютно все принимают за чистую монету, не утруждая себя никаким критическим анализом ситуации (62). Другая причина того рода, что, когда дело доходит до оценки деяний правителей, даже самые дотошные наблюдатели обречены судить по внешним признакам. Скрытое от глаз простого народа и имеющее высокое назначение положение государя таково, что «люди могут видеть лишь то, что вы пожелаете сделать для них явным», и «только очень немногие имеют настоящее представление о том, кто вы есть на самом деле» (63). Поэтому нет никакой нужды опасаться, что грехи ваши вас выдадут; наоборот, «опытный притворщик легко найдет множество людей, готовых быть обманутыми…» (62).

Следующий вопрос, который анализирует Макиавелли, касается нашего отношения к тем новым правилам, которые он стремится преподать. На первый взгляд, политик стремится соответствовать общепринятым нормам морали. В главе XV политик утверждает, что для недавно избранных государей было бы «самым достойным» демонстрировать качества, которые считаются «хорошими», и приравнивает отказ государя от добродетелей к «началу аморального поведения» (55). Та же шкала ценностей возникает в пресловутой главе «Как правители должны держать свои обещания». Макиавелли начинает с подтверждения, что каждый человек понимает, как прекрасно, когда «государь правит справедливо и не прибегает к обманам» (61). Он также настаивает, что государь должен не только казаться добродетельным, но быть им настолько, насколько позволяют обстоятельства. «Он не должен отклоняться от прямого пути, пока это возможно, но должен быть готовым вступить на путь неблаговидных поступков, когда это станет необходимым» (62).

Тем не менее два различных аргумента представлены в главе XV, и каждый из них Макиавелли последовательно доказывает. Первое: он насмешливо интересуется, заслуживают ли качества, которые мы привыкли считать «хорошими», но которые по сути являются разрушительными, названия virtu ? Поскольку они способствуют разрушению, Макиавелли предпочитает говорить, что они «кажутся добродетельными, virtuоso »; а раз обратные этим качества, скорее, укрепляют чье-либо положение, он говорит, что «они только кажутся грехами» (55).

Это положение развивается в двух последующих главах. В главе XVI «Щедрость и скупость» он затрагивает тему, любезную сердцам всех моралистов-классиков, и начинает ее с обсуждения мнений главных авторов того времени. Когда Цицерон говорит о щедрости в трактате «Об обязанностях» (II.17.58 и II.22.77), он определяет это качество как желание «избежать малейшего подозрения в скаредности», а также заявляет, что никакой грех не является более отвратительным в политическом лидере, чем скряжничество и алчность. Макиавелли отвечает на это утверждением, что называемое нами щедростью на самом деле есть не щедрость, а грех. Он утверждает, что правитель, желающий избежать репутации скряги, столкнется с тем, что ему придется тратить деньги чрезмерно и напоказ. В результате придется обложить всех подданных неподъемными налогами, чтобы оплачивать собственную щедрость, и такая политика скоро сделает правителя предметом ненависти собственных граждан. И наоборот, если он оставит любое желание действовать на широкую ногу, его сперва будут называть скрягой, но в итоге посчитают более щедрым. На деле он явит миру истинную добродетель щедрости (59).

Сходный парадокс обсуждается в следующей главе – «Жестокость и милосердие». Эти два понятия представляют любимые темы римских авторов. Эссе Сенеки «О милосердии» стало самой известной работой на данную тему. Согласно тексту эссе, милосердный правитель всегда продемонстрирует, «насколько тягостно ему прибегать к наказанию подданных», и «он делает это, только когда великие и непрекращающиеся злодеяния переполняют чашу его терпения»; налагать наказание он будет с большой неохотой, оттягивая его как можно дольше и стараясь осуществить в самой милосердной манере (I.13.4, I.14.1, II.2.3). В ответ на эту традиционную точку зрения Макиавелли заявляет, что думать так – серьезно заблуждаться, не понимая самой сути милосердия. Если вы начинаете править, пытаясь быть милосердными, вы «будете попустительствовать развитию беспорядков», и вам все равно придется обратиться к наказаниям, поскольку возрастет число убийств и ограблений. Ваше наказание в ответ на это будет гораздо менее милосердным, чем наказания правителя, у которого хватает храбрости начать правление, в качестве примера разобравшись с зачинщиками смуты. Макиавелли приводит в пример своих земляков-флорентийцев, которые не хотели выглядеть жестокими, столкнувшись с бунтом, и действовали таким образом, что в результате был разрушен весь город – итог ужасающе более жестокий, чем любая другая намеренная жестокость. Обратным примером становится поведение Чезаре Борджиа, которого «считали жестоким», но чьи суровые меры «установили порядок в Романье, объединив ее, сохранив в ней мир и верность граждан», и все это при помощи «мнимого порока» жестокости (58).