Впрочем, наверное, думали, если блокада не поможет, всегда есть возможность прибегнуть к последнему средству — к тому самому, которым пригрозили в марте. Это-то средство — автоматы, танки — всегда остается в запасе.
Да и вообще его вполне можно было использовать одновременно с блокадой, до поры — как вспомогательное.
Блокада сплотила жителей Литвы
Никаких признаков «восстания» против Ландсбергиса и Прунскене в Литве действительно не наблюдалось, хотя благодаря блокаде жизнь сделалась тяжелой. Главный просчет устроителей блокады заключался в том, что большинство жителей республики она настроила не против вильнюсских, а против московских властей.
− Эти меры для сплочения Литвы неоценимы, — говорил спустя неделю после начала блокады уже упоминавшийся Ромуальдас Озолас. — Они помогут людям самоопределиться до конца — и не только идеологически. Никто, даже сами литовцы, не понимали, сколь глубоко сидел Советский Союз в нашей жизни, сколь велика была доля того, что можно определить как «советское». Теперь мы видим очень конкретно: железная дорога — не наша, здания, которые мы сами строили, — не наши, даже клайпедский порт вроде бы не наш. Люди видят, что значит «советское» в самом конкретном смысле. И отчуждение от этого происходит по инициативе самого Советского Союза. Не учли они там этого…
И еще в одном отношении блокада принесла пользу Литве. Озолас:
− Для нас блокада является мерой, вынуждающей к переориентации хозяйства. Мы десятилетиями шли бы к этому без блокады, в теперь мы должны что-то сделать уже через месяц.
Благодаря блокаде экономические реформы в Литве пришлось проводить более энергично, чем до нее.
Ну вот, на этот счет есть пословица: не было бы счастья, да несчастье помогло.
Миттеран и Коль предлагают формулу компромисса
Без сомнения, свое весомое, — хотя, конечно, не решающее, — слово относительно событий в Прибалтике мог бы сказать Запад. Он довольно осторожно относился к этим событиям, не торопясь твердо заявить о поддержке какой-то одной из сторон, подталкивая обе стороны к компромиссу. 26 апреля Миттеран и Коль обратились к Ландсбергису с письмом, в котором призывали к скорейшему началу переговоров, к проявлению благоразумия при решении возникших проблем, предлагали формулу возможного компромисса: парламент Литвы должен «приостановить на время» ряд своих решений, при этом они «никак не утратят своего значения, поскольку опираются на общепризнанный принцип самоопределения народов» (впрочем, Ландсбергис, по его словам, интерпретировал это как призыв «приостановить НЕ САМИ РЕШЕНИЯ, НО ЛИШЬ ИХ ОСУЩЕСТВЛЕНИЕ»).
Горбачева в тот момент не устраивало ни приостановление литовских решений, ни временный отказ от их реализации, он требовал одного ─ чтобы Литва ОТМЕНИЛА Акт о восстановлении независимости, вернулась к ситуации 10 марта. Литва же, — прежде всего Ландсбергис, — слышать об этом не хотела.
Тем не менее, письмо Миттерана и Коля в дальнейшем, хотя и на время, оказало своё примирительное действие…
Вместо пятнадцати сделать тридцать пять!
Чтобы предотвратить эпидемию разбегания республик, Горбачев предпринял некий довольно хитроумный ход. 26 апреля был принят закон «О разграничении полномочий между Союзом ССР и субъектами федерации». Как следует из названия, его авторы вроде бы прежде всего были озабочены тем, чтобы четко прописать, чем должен заниматься Центр, а чем — республики, составляющие Союз. Однако в действительности главной целью законотворцев было — уравнять в правах союзные и автономные республики. В Конституции СССР было четко прописано различие между ними: союзная республика — суверенное государство, которое объединилось с другими союзными республиками в Союз ССР; иными словами, субъект федерации — это именно союзная республика; об автономной же республике сказано, что она всего-навсего «находится в составе союзной республики», то есть субъектом федерации не является. Новый же закон поднимал статус автономной республики до уровня этого самого субъекта. В результате вместо пятнадцати республик «высшего сорта» в составе Союза оказывалось уже тридцать пять.
Правда, при этом между союзными и автономными республиками оставались кое-какие различия: за союзной республикой сохранялось формальное право выхода из Союза, автономная такого права не имела; союзная республика могла вступать в отношения с иностранными государствами, — заключать с ними договора, обмениваться посольствами и т. д., у автономной республики такой возможности опять-таки не было…
Читать дальше