Олег Мороз - Так кто же развалил Союз?

Не думаю, что сохранение этой аббревиатуры было правильным шагом сторонников сохранения Союза: название СССР было красной тряпкой для тех, кто жаждал перемен, оно как бы говорило, что никаких существенных мер по рефомированию страны не будет, не ожидайте, в основном все останется по-старому.

12 июня Ельцин был избран президентом России. Это было поистине историческое, хотя и ожидаемое, событие. «Российская газета» писала по этому поводу:

«Итак, первым президентом России стал Борис Ельцин. Тот самый Борис Ельцин, которого 10 ноября 1987 года пленум МГК КПСС, ведомый Михаилом Горбачевым и Егором Лигачевым, освободил от всех занимаемых им постов и должностей. Тот самый Ельцин, которому в ноябре того же года М. Горбачев в телефонном разговоре сказал: «Должность мы тебе подберем неплохую, на хлеб будет хватать. Но политической деятельностью ты заниматься больше не будешь, об этом — забудь»…

И еще. 12 июня… на вершину политической жизни вышел не только Борис Ельцин со всеми его взглядами, позицией, характером; вышла, что неизмеримо важнее, подлинно суверенная Российская Федерация…

Мы все вступаем в новую эпоху. Дай Бог, чтобы она была для каждого из нас не столь драматичной, как та, которую мы оставляем за спиной».

В общем-то этот пафос не был чрезмерным. Вся демократическая Россия именно так воспринимала избрание Ельцина президентом. После этого избрания мы действительно вступили в новую эпоху. Жаль, что с уходом Ельцина эта эпоха кончилась.

Но жизнь продолжалась. В этот же день, 12 июня, советник Горбачева Григорий Ревенко, «ответственный» за Союзный договор, собрал журналистов на «презентацию» нового его текста. Это было несколько странно, поскольку на 17-е было назначено очередное заседание Подготовительного комитета, где этот текст опять собирались дорабатывать.

Среди прочего, Ревенко попытался надавить на «неприсоединившуюся шестерку» — дескать, выйти из Союза им все-таки будет не так-то просто:

− Они в Советском Союзе и должны решить вопросы цивилизованно, — сказал советник Горбачева. — Провести необходимый честный разговор со своим народом. Пусть этот народ даст мандат на выход из Союза — и никто тогда препятствовать не будет. Ну, хорошо, отпустит Горбачев, а дальше что будет? Натравим друг на друга, и пускай режутся?

Что подразумевал Ревенко под «мандатом народа», было не очень понятно. Итоги референдума, который должна провести каждая республика? Но у них у всех есть избранные народом парламенты, а уж они сами решат, проводить им референдум или не проводить.

Ревенко также сказал, что «девятка присоединившихся» и «шестерка неприсоединившихся» сами, без участия Центра, могут поговорить друг с другом и договориться, как дальше жить, наметить какие-то общие принципы этой дальнейшей жизни.

Из выступления Ревенко стало ясно, что по-прежнему, то есть на дату 12 июня 1991 года, не решена и «проблема автономий».

− Шаймиев и другие стоят на той же формуле, — посетовал Ревенко, имея в виду формулу: автономии подпишут Союзный договор только самостоятельно, как субъекты Союза. — Это формула деструктивная.

Все же, как видим, Шаймиева он выделил среди других, как бы говоря этим: ну, с остальными прочими автономиями еще как-то можно будет управиться, а вот Татарстан… При этом он неожиданно сообщил, какой тут может быть выход: чтобы не откладывать подписание договора из-за одной республики, для подписи Татарстана просто оставят пустую строчку, которую он «заполнит» позднее.

На заседании Подготовительного комитета 17 июня автономии предприняли очередную отчаянную попытку добиться равенства с союзными республиками. Видимо, предвидя это, Горбачев во вступительном слове заявил весьма решительно:

− Я не могу подписаться под договором, который разрушал бы Российскую Федерацию, и который делал бы неполноценным Союз. Мы должны сохранить и Союз, и Российскую Федерацию.

По-видимому, к этому моменту у Горбачева уже была договоренность с Ельциным совместными усилиями отбивать атаки автономий, которые — это было достаточно очевидно, — в конце концов действительно могли привести к развалу России. Но даже если такой договоренности и не было, если Горбачев самостоятельно выбрал линию союзничества с Ельциным в этом вопросе, он поступил вполне разумно. Он не просто укреплял тактический союз с Ельциным, — странно было бы вообще, если б, сражаясь за сохранение Союза, он не выступал бы и за сохранение России.