О. Селин - Косыгин. Вызов премьера (сборник)

Насколько мне известно, А.Н. Косыгин заранее ничего не знал о готовящемся освобождении Н.С. Хрущева. Алексей Николаевич был человеком осторожным, близких отношений с кем-либо из руководства не поддерживал, старался держаться подальше от политических игр в Кремле. По-видимому, эти черты его характера и манера поведения сложились в течение четырнадцати суровых и крайне опасных лет работы под руководством Сталина. Длительное время находясь в составе высшего эшелона партии и государства, он острее и глубже других разбирался в политических процессах, которые шли в нашем обществе. Этот богатый опыт утвердил его в том, что бесполезно пытаться отстаивать свои убеждения – система безжалостно освобождается от людей принципиальных и независимых. И он работал. Работал честно и добросовестно – не на систему, а на благо страны. Работал грамотно, квалифицированно. Одним словом, сложился как один из самых опытных руководителей в правительстве.

В тот памятный день, 13 октября, Алексей Николаевич не мог сдержать своих чувств. Я никогда раньше не видел его таким возбужденным, точнее, в столь приподнятом настроении. Он рассказывал, как остро и принципиально проходила дискуссия на заседании Президиума ЦК, когда впервые лидеру партии и государства, в руках которого была сосредоточена неограниченная власть, прямо и откровенно высказали все о его поведении и ошибках. Об октябрьском (1964 г.) Пленуме ЦК написано много, бытуют различные точки зрения по поводу освобождения Н. С. Хрущева. Это и понятно. Ведь ныне деятельность Никиты Сергеевича рассматривается на фоне брежневского «застоя», а в то время к ее оценке подходили с позиции начавшегося после XX съезда партии процесса обновления, т. е. более требовательно.

Без сомнения, Хрущев был смелым политиком, напористым в достижении намеченных целей, умел увидеть и поддержать передовые направления в развитии народного хозяйства, но допускал при этом немало ошибок и просчетов. Он был человеком крайних суждений: если сборный железобетон в строительстве, то – долой кирпич, металлоконструкции, дерево. Если кукуруза, то – прочь овес, сеяные травы. И так во всем! А угодники, которых у нас испокон веку в изобилии, с показным усердием поддерживали и выполняли его указания. Чем больше ошибок появлялось у Хрущева, тем громче расхваливали его газеты и журналы, радио и телевидение. Людей компетентных, принципиальных он недолюбливал, считая, что сам лучше других разбирается во всех проблемах.

А.Н. Косыгину в этой связи было особенно трудно. Занимая должность первого заместителя Председателя Совета Министров СССР, он лучше других видел ошибки и промахи Хрущева. В практической работе старался как-то положительно влиять на дела, не вступая в прямую конфронтацию с Никитой Сергеевичем. Даже со стороны было видно, как Хрущев постоянно подавлял любую инициативу и самостоятельность Косыгина, желая видеть в нем лишь высокопоставленного чиновника-исполнителя. На заседаниях правительства, пленумах ЦК (а последние проходили тогда во Дворце съездов в присутствии нескольких тысяч человек) Хрущев не раз бестактно отзывался о своем первом заместителе. И тем не менее не освобождал его, хорошо понимая, что более компетентного, работоспособного и честного человека ему не найти. Поэтому трудился Косыгин тогда, как говорится, со «связанными руками».

Истины ради надо сказать, что и Косыгин, и многие из нас, тогдашних членов ЦК, неверно оценивали Брежнева. Считалось, что при большом опыте партийной и советской работы он еще и демократичен, без диктаторских замашек, а потому станет ориентироваться на коллективное руководство. Поначалу Брежнев выступал за продолжение курса XX съезда партии, сознавал необходимость углубления демократических преобразований в партии и стране. Кроме того, когда освобождали Хрущева, иной кандидатуры на роль лидера партии просто не оказалось. В узком кругу я высказывал, правда, соображение, что Брежнев не потянет… Называл Косыгина, а мне возражали – он администратор, хозяйственник, а не партийный деятель. Я же полагал, что плохо знаю Леонида Ильича, могу и ошибаться, поэтому не настаивал на своем мнении.