Юрий Мухин - Неизвестный Берия. За что его оклеветали?

– Мы с вами знакомы, если не ошибаюсь, с 1947 года? – приветливо спросил Хрущев.

– Да, Никита Сергеевич, я представлялся вам в Киеве… при определенных обстоятельствах.

– Вот именно эти обстоятельства меня и беспокоят. Сейчас, когда после ареста Абакумова вы остались исполнять его обязанности министра госбезопасности, что вы можете сказать о следователе Рюмине?

– Да как вам сказать… – замялся Огольцов.

– А так прямо и скажите – честно, по-партийному.

– Он, как бы это сказать, оперативник, может быть, и неплохой, но опыта для такой должности у него нет, и к тому же, мне кажется, он излишне усердствует в направлении евреев.

– А может, это и хорошо? Жидов погонять – это всегда полезно. А то ведь совсем страх потеряли, опять в кагалы собираются и не Советскую власть, а Израиль славят, неблагодарные сволочи. И если Рюмин надавит на них, а не… – Хрущев сделал паузу и подчеркнул голосом, – не на другие обстоятельства, то от этого всем будет польза. Всем.

Огольцов мысленно выругался и по его спине от страха побежали мурашки: «Черт! Он же что-то знает про мое участие в отравлениях, про передачу мною яда Кузнецову! Это же провал, это – расстрел!»

– Я и не думал мешать товарищу Рюмину, – ответил он Хрущеву, не в состоянии скрыть дрожание в голосе.

– Это хорошо, – Хрущев понял, что Огольцов понимает его, – но мало. По долгу службы, не только Рюмину, но вам надо будет и лично допрашивать Абакумова, а ему может быть обидно, что он сидит, а вы на свободе, и Абакумов может оклеветать честных людей, может вместо того, чтобы все честно рассказать про еврейский заговор, рассказывать про какие-нибудь иные обстоятельства. Мы с таким в 1937 году частенько сталкивались – люди много о чем начинают рассказывать от обиды.

И Огольцов понял Хрущева и мысленно обрадовался: «Так ты, оказывается, не только все знаешь, но и хочешь это скрыть!»

– Да, такое вполне может быть, – он быстро подтвердил это здравое опасение.

– Вот я и думаю, товарищ Огольцов, что партия не может вам вполне доверять, в связи с тем, что вы много работали с Кузнецовым и Абакумовым. Я думаю, что вам лучше поработать, – Хрущев опять подчеркнул голосом, – некоторое время где-нибудь подальше от Москвы, а на ваше место партия поставит какого-нибудь партийного работника, пусть пока и неопытного, но которому мы с вами могли бы доверять. А потом, когда Рюмин разберется с ленинградцами, с Абакумовым и евреями, партия не забудет ваш опыт и вернет вас в Москву.

Оценив это хрущевское «мы с вами», Огольцов понял его: «Так вот что ты хочешь! Ты хочешь разорвать связь между арестованными и ядами, ты не хочешь раскрытия дела ленинградской группы до конца, ты не хочешь, чтобы и Абакумов выболтал что-либо о ядах. Ты хочешь меня сохранить, значит и тебе нужны или будут нужны яды. Так, понятно. А что мне остается делать? Мне остается ввериться тебе».

– Я всегда верил и верю в партию и буду верно служить ей, – и тут и Огольцов сделал паузу и подчеркнул голосом, – и вам на любом посту.

– Я надеюсь на это, – с простецкой доброжелательной улыбкой ответил Хрущев, – и повторяю, как только во всем разберусь, то приму меры к возвращению вас в Москву. Ваш опыт нужен партии здесь. Ваше место в Москве… и во всеоружии. Вы меня поняли?

«Как же тебя не понять! Тебе нужен под рукой человек, имеющий доступ к ядам!» – мигом промелькнуло в голове Огольцова, и он, выдержав паузу, подтвердил.

– Понял, Никита Сергеевич, понял все точно и вы не пожалеете, доверяя мне.

Несколькими днями позже Хрущев пришел на прием к Сталину.

– Товарищ Сталин, я считаю неправильным ставить в МГБ Огольцова вместо Абакумова. Огольцов хотя и был замом Абакумова по общим вопросам и следственных дел не касался, но он с ним давно работал, кроме того, во время войны служил в Ленинграде и тесно был связан с Кузнецовым. Лучше его куда-нибудь переместить, а министром МГБ поставить не связанного с МГБ партийного работника, которому можно было бы верить. Опыта он наберется, а вера сейчас для нас главнее.

– А персонально есть кандидатура?

– Да, это Игнатьев: трудолюбив, был секретарем обкома и вторым секретарем ЦК Белоруссии, сейчас завотдела партийных органов.

У Сталина не было никаких кандидатур на место министра МГБ, которым бы он мог доверять, поэтому предложение Хрущева, берущего на себя ответственность за свое предложение, Сталина даже обрадовало.

– Припоминаю его… Ну, что же, подготовьте этот вопрос к очередному заседанию Политбюро.