Лев Тихомиров - Руководящие идеи русской жизни

Ясно отсюда, что его права не могут иметь такого характера, как демократические. Если подданный имеет право присутствовать на судебном заседании, то никак не для устройства из этого спектакля, не для развлечения. Гражданин демократической республики имеет право пойти в судебное заседание совершенно так же, как идет в трактир или цирк. Никаких обязанностей на него это не налагает, кроме разве обязанности не чересчур громко шуметь, чтобы его «свобода» не стесняла «свободы» судей в разбирательстве дела. По смыслу нашего права, публика может присутствовать на заседании, но только с той же серьезностью, с тем же вниманием к происходящему, как сами судьи, сами присяжные. Ибо публика допущена в зал тоже для исполнения обязанности, хотя и иной, чем обязанности судей или присяжных.

То же самое можно сказать относительно свободы слова и печати. Она составляет право, но всецело обусловленное обязанностью. Правда, что печать, как и многие другие явления, служит также примером противоречий, создаваемых нашей малой сознательностью и чрезмерной подражательностью. Не будучи собственным созданием русской жизни (по крайней мере, в сколько-нибудь развитом виде, ибо в зачаточных формах были и у нас), все отрасли публицистики явились к нам в своих европейских формах, то есть с идеей свободы в основании и с обязанностями, намечаемыми лишь вторичным порядком. Публицистика у нас почти не испытала воздействия русской идеи, но зато печать у нас и доселе остается каким-то странным учреждением, скорее терпимым, нежели занимающим необходимое место в государственной жизни. Лишь в виде чисто личного отношения Государей к деятелям печатного слова проявлялась русская идея. Так, известно отношение Императора Николая Павловича к Пушкину, Гоголю, Островскому, причем у последних Государь, между прочим, оценивал прямо общественную идею. В настоящее время Высочайший указ 13 января 1895 года [58] Именной указ Николая II от 13 января 1895 года о ежегодной выдаче из государственного казначейства 50 000 рублей для оказания помощи нуждающимся ученым, писателям, публицистам, а равно их вдовам и сиротам. впервые ввел как принцип, что посвящение дарований и усиленных трудов на поприще науки, словесности и повременной печати — есть служение Государю и отечеству. Без сомнения, приложение этого принципа требует еще большой разработки, но очевидно, что он уже вводит и в область свободы печати ту самую идею обязанности, которая характеризует русское понятие права повсюду, где оно сколько-нибудь «национализировалось», срослось с основными требованиями русского миросозерцания. Последствий можно предвидеть очень много. Очевидно, поскольку печать является орудием контроля нации над действиями управления, она ставится идеей обязанности в иное положение, нежели при идее свободы.

Право, рассуждая теоретически, здесь становится еще тверже, то есть оно должно быть тверже, оно менее отрицаемо, нежели при идее свободы, подлежит меньшим ограничениям, нежели при идее свободы, нарушение его труднее, ибо задевает не только частный интерес, но и государственный. Но зато установка этого права более сложна и связана с очень хорошо развитым социальным строем. Это общая черта такой идеи права. Что касается самой практики права (насколько оно соприкасается с общественным контролем управления), то она тесно связана с правом подданных апелляции к Верховной власти. В нашей истории бывало злоупотребление этим правом со стороны подданных чаще, чем отказ в нем со стороны власти. Здесь известны весьма резкие отступления от собственной идеи, как при том же Петре I, и еще более во времена крепостного права, чрезвычайно сильно испытавшего влияние европейских феодальных идей. В общей сложности, однако, право апелляции к Верховной власти очень твердо держалось в нашей истории, и притом отчасти именно как необходимое дополнение обязанности служения Государю.

Кроме всего, чем поддерживается частный контроль подданных над ходом управления, монархическая идея дает особенно могущественные средства общественному контролю в самом способе организации управления на основах социального строя. Управление этим способом приближается к нации так близко, становится так доступно наблюдению и оценке, как этого нельзя достигнуть никакими другими средствами.

Из предыдущего изложения видно, что способы осуществления и охраны свободы с точки зрения монархического начала представляются иными, чем при начале демократическом.