Михаил Полятыкин - Настоящий Лужков. Преступник или жертва Кремля?

В день его похорон быстро сдал очередную заметку в номер и рванул провожать. Стою на площадке, жду лифт, а из него выходит… выходит и смотрит прямо на меня, как будто я ему что-то должен, — конечно же, главный редактор. «Да сдал я все, не должен», — говорю ему взглядом, но он, видно, взгляды не расшифровывает.

— Вы куда собрались? — спрашивает.

— Туда, где сейчас вся Москва, — отвечаю. — На похороны Сахарова.

— Есть срочное задание. Я только что был в горкоме партии, зайдите ко мне.

Понурившись, поплелся. Верно говорят на флоте: держись поближе к камбузу и подальше от начальства. И еще одно золотое флотское правило: увидел на верхней палубе офицера — быстро ныряй на нижнюю, иначе обязательно схлопочешь наряд. Неважно за что.

Мой наряд в тот день заключался в том, что надо ехать в клуб «Меридиан», где проходила очередная встреча кандидата в депутаты от компартии. Не знаю, как в нынешних редакциях, а в прежних никаких уважительных причин отказаться от задания не существовало.

К дому же А. Сахарова у Курского вокзала я поехал на следующий день. Моросил мелкий противный дождь. У подъезда по обе стороны от дверей все свободное пространство широкого тротуара было заставлено венками из живых цветов с надписями и без, бесчисленное количество букетов лежало поверх венков, и на каждом третьем, четвертом венке или букете лежала записка: «Андрей Дмитрич, простите нас».

Я медленно шел мимо этой такой теперь ему ненужной красоты, останавливался у каждого венка, у каждой записки и, беззвучно шевеля губами, произносил: «Андрей Дмитриевич, простите нас». Я знал, за что прошу прощения, и люди, которые писали это, — тоже знали. Миллионы рядовых коммунистов, и я в их числе, — знали, видели, что происходит и куда катится страна. Знали — и молчали. Я точно такой же трус, как и прочие.

И хорошо теперь понимаю, за что просил прощения у народа патриарх Алексий II, — много чего понимаю, но жизнь начинается с истоков, а не возвращается к ним, и каждое новое поколение делает свои ошибки, на 99 процентов похожие на отцовские.

А может, потому и живет еще человечество?

Однако продолжим.

— Теперь Россия. Москва — ее столица. И я не чувствую себя гражданином Союза в том смысле, что не хочу быть гражданином Молдавии, Армении или Грузии. Может, у кого и есть такая потребность — у меня ее нет. Не нужен мне берег турецкий, и Африка мне не нужна. Ведь каждый человек привязан к своей малой родине, своей земле, и дай Бог, чтобы люди из всех этих мест, что олицетворяют для них родину, процветали.

Великая страна — Россия, и я искренне, как россиянин, хочу, чтобы все в ней было хорошо. Но у нее сложный выбор. Я вообще-то с трудом представляю, по какому пути она пойдет. Думаю, по одному из трех: первый — не в той последовательности, которая для меня кажется более привлекательной, я просто их перечисляю — это полная изоляция от всех остальных республик и попытка России, как таковой, стабилизировать свою экономику, обеспечить нормальный уровень жизни российскому — не русскому только — народу, населению, то есть тем, кто живет на ее территории.

Россия — богатейшая страна, она выживет и быстро поправит свои дела. Быстро. Два-три года — и будет существеннейшее улучшение жизни народа. Еще раз подчеркиваю — российских людей, живущих на ее территории, а это более ста национальностей.

Второй вариант: это тот, который сегодня имеет место на практике. Россия входит в союз вместе с другими республиками-государствами, которые признают политические и экономические интересы друг друга, на равных участвуют в реализации экономического договора. Я убежден, что это правильно, что экономика всегда должна быть на первом месте, за нею должен последовать какой-то политический союз, обеспечение единства представительства во всем мире, военная стратегия. Это будет похоже на Соединенное Королевство Великобритании, такая своеобразная конфедерация со слабыми общими структурами и мощной автономизацией.

Хотя и на этом пути есть две большие сложности, можно их назвать и опасностями. Первое: не все бывшие республики войдут в такой союз из тех, кто прежде составлял экономическое общее пространство. Вот, говорят, Украина пока решает, как быть, решают и другие. Я не считаю Прибалтику — это отрезанный ломоть.

Если подобное случится и с другими, то мы будем иметь существенно ослабленную экономическую систему, в которой единый баланс производства и потребления имеет оторванные куски. Скажем, Украина делает массу полуфабрикатов для химической промышленности, сама потребляет массу производимого в России. И вдруг она уходит. Это повлечет за собой установление и охрану границ, организацию таможен, усложнит деятельность всего общего хозяйственного механизма, сделает союз практически нежизнеспособным. За этой первой опасностью последует масса политических неувязок. Таких, как: не вошел в союз, значит, являешься суверенным государством. И не де-юре, а де-факто. Автоматически потребуется разработка мер по защите проживающего на территории такого государства русскоязычного населения, опять же возникает вопрос о границах — никуда от этого не денешься. Как бы не пришлось защищаться от бывших братьев по государственному устройству. Придется решать вопросы и по ядерной энергетике, военным базам, в целом об армии.