Алексей Пушков - От Давоса до Куршавеля. Где решаются судьбы мира?

В политике этой модели соответствовала модель «однополярного мира» во главе с США. Когда в 1991-м обрушился Советский Союз, США заявили: теперь мы — единственный лидер мира. Джордж Буш-старший говорил о «новом мировом порядке», Збигнев Бжезинский — об американской гегемонии. Но смысл был один: мир стал однополярным. Его центр — Вашингтон. Эта модель также провалилась, а кризис подписал ей смертный приговор.

Сейчас в США признают: был «однополярный момент», возникший в силу исчезновения СССР, распада Варшавского Договора и победы в «холодной войне» западного альянса во главе с США. Но по масштабам истории это был не более, чем момент. Этот период закончился в 2003–2004 годах, когда Вашингтон переоценил свои возможности и начал агрессию против Ирака. Барак Обама стал президентом США уже в эпоху универсально признанного «многополярного мира». Экономической идеологией «однополярного мира» как раз и был неолиберализм.

К началу 2009 года кризис уничтожил представление, что частный бизнес без вмешательства государства способен обеспечивать сбалансированное поступательное развитие общества. Доверие к частному бизнесу было серьезно подорвано. Весной 2009 г. опросы общественного мнения в США показывали: если 58 % респондентов в 2008 году доверяли частному бизнесу, то в 2009-м — только 38 %. И лишь 49 % американцев считали, что свободный рынок должен действовать без государственного вмешательства. Для Америки, где исторически недолюбливают государство и боготворят рыночную свободу, это поразительные цифры…

Способна ли мировая элита по-новому ответить на ключевой вопрос: как развиваться дальше? Сомнительно. За последние 20–25 лет люди в развитых экономиках перешли к сверхпотреблению. Утвердилось повсеместное стремление к роскоши. Еще в 1980-е годы не было такого объема рекламы, не было такого числа людей, которые хотели бы приобрести украшения от Chopard, отдыхать в пятизвездочных отелях на Мальдивах и кататься на «Мерседесах». Финансовая вакханалия, порожденная неолиберализмом, сформировала свою идеологию — «идеологию гламура».

«Идеология гламура» захлестнула мир во второй половине 1990-х и в 2000-е годы. Она выросла на финансовых пузырях. Она стала следствием появления — причем в очень малые сроки — огромных состояний, чаще всего — за счет финансовых спекуляций, а также криминальной деятельности. Эти деньги быстро зарабатываются, и так же быстро эти деньги тратятся. Смысл идеологии гламура — быть причастным к роскоши, главный двигатель — желтая пресса, главный способ добиваться успеха — скандал. В этом смысле Пэрис Хилтон не просто пошлая блондинка, она — один из главных символов эпохи гламура.

Таковы три лика эпохи «финансовых пузырей» — неолиберальная экономика, «однополюсный» мир (то есть американская гегемония) и «идеология гламура». Однако привлекательность неолиберальной модели в результате кризиса подорвана, однополюсный мир не состоялся, будущее — за многополюсным миром, регулирующая роль государства в условиях кризиса резко возросла. Но означает ли это конец модели, которая завела мир в кризис? Вовсе нет. Неолиберализм остается идеологией элиты, а стремление к «гламуру» и роскоши сохранились — они глубоко засели в умах людей. И это создает возможность не одного, а даже нескольких рецидивов глобального кризиса. Если людям тридцать лет подряд говорят: вы имеете право на сверхпотребление, «вы этого достойны», то они от этого права быстро не откажутся.

В 2009 году на Западе стали говорить: да, бизнес должен ориентироваться на прибыль, но не любой же ценой! Зазвучали призывы вернуться к старым консервативным ценностям — бережливости, порядочности, прозрачности. Но смогут ли эти ценности вернуться в экономику и общественную жизнь? Они ведь мешают сверхпотреблению и сверхприбылям. А когда ученые и аналитики, такие, как нобелевский лауреат Джозеф Стиглиц или нью-йоркский профессор Нуриэль Рубини, предупреждали о грозящих мировой экономике опасностях, элита от этих предупреждений отмахивалась. Ведь они мешали делать бешеные деньги. Глобальный кризис стал возмездием за некритичное мышление, безответственность и алчность мировой капиталистической элиты.

«Мы будем перестраивать капитализм», — заявил 17 февраля 2009 года французский президент Николя Саркози. В неолиберальных кругах и прежде всего в цитадели современного капитализма — Америке — забеспокоились. «Он что, с ума сошел? — возмущались те, кто все эти годы доказывал, что свободный рынок дает ответы на все вопросы, стоящие перед человечеством. — Капитализм не надо перестраивать, его надо лишь чуть-чуть подправить, спасти банки и концерны за счет казны и простых граждан — и все! Чтобы все было, как прежде».