Николай Леонов - Холодная война против России

Президент и банкир уехали, и Торрихос снова вышел ко мне. Я старался нащупать ту волну, на которой говорит и мыслит генерал. В тон ему я снял галстук, так же, как он, поджал под себя одну ногу на диване, чтобы удобнее было сидеть к нему вполоборота. Наконец мы затронули тему, которая для нас была одинаково интересна — США. Зацепились за эту тему вроде бы случайно: плохо работавший телевизор прохрипел, что, по данным опросов, в Соединенных Штатах 28 млн. женщин систематически избивают их мужья, однако они вынуждены молчать из-за материальной зависимости. «Вот, — почти радостно закричал генерал, — на лету хватай такие сведения о нарушении прав человека в США! А вы из-за какой-то дюжины диссидентов разводите мировые стенания. Вообще вы люди без юмора. Неужели в нынешнем мире, где кругом царят беззаконие и насилие, вам необходимо делать вид, будто борьба Джимми Картера за права человека касается в первую очередь вас? Да отшутитесь, превратите все в хохму. Бросьте неуместную в данном случае серьезность.

Права человека — это проблема для нас. В Чили исчезло без всякого следа около трех тысяч человек, военные режимы в Аргентине, Уругвае отправили на тот свет десятки тысяч… а что творится в Бразилии, Парагвае! Там никого не судят, просто убивают, к тому же не за идеи, а за подозрение, что человек может иметь идеи… Мы Картера поддерживаем, нам здесь надо говорить о правах человека, а вам-то зачем? Какие вы обидчивые, невеселые люди…» Слава богу, разговор пошел.

Вскоре приехали еще два министра — финансов и иностранных дел. Сели за стол, подошло время обеда. Беседа стала очень оживленной. Меня засыпали вопросами, пришлось говорить самому, хотя предпочитал бы слушать. Я внутренне сердился на себя, потому что чувствовал, что трудно понимаю речь генерала: тембр голоса у него был низкий, глухой, артикуляция нечеткая, незнакомая, сама речь очень образная, афористичная. Однако через полчаса все встало на свои места.

Обед оказался на редкость скромным: сухой отварной рис, жесткое жареное мясо, овощной салат, вареная фасоль — все, никаких разносолов. На стол не поданы ни спиртные напитки, ни пиво, только холодная колодезная вода. «А как же надоевшие рассказы американских газет о болезненном тяготении генерала к выпивке, разговоры о циррозе печени?» — сам собой выплыл вопрос, на который есть только один ответ: пресса — не столько средство информации, сколько орудие политической борьбы.

За разговором не заметили, как стало смеркаться. Генерал подошел ко мне и сказал: «Знаешь, мне бы хотелось продолжить беседу с тобой, но, к сожалению, на завтра у меня назначено заседание Государственного совета высоко в горах, где расположено крупное месторождение меди Сьерра-Колорада. Если нет возражений, давай полетим завтра вместе туда на вертолете, сможем продолжить разговор, а заодно посмотришь нашу страну. А ночевать останешься у меня дома. Идет?»

Вопрос был лишним. Конечно, я мотнул головой в знак согласия. Главное было сделано — удалось установить первый контакт, создать поле взаимопонимания, перекрестного интереса с высокой политической плотностью.

Более суток я провел бок о бок с генералом, большую часть времени сидя рядом с ним в вертолете. Он был моим гидом и наставником. С горечью показывал мне крохотные заплатки земли, распаханные на крутых горных склонах, — помещики все более и более теснили крестьян с плодородных равнин. «Чтобы посеять что-то на этих обрывах, приходится стрелять туда семенами из ружья», — не то шутя, не то всерьез говорил Торрихос, попутно замечая, что под американскими банановыми плантациями в Панаме занято несколько десятков тысяч гектаров отличных земель, которые держатся в резерве. Бананы сильно истощают землю, поэтому через семь-восемь лет ей нужно дать отдых для восстановления плодородия. «Американцам бананы нужны для фруктового десерта, а нам не хватает риса и кукурузы для пропитания». Мечты о процветании Панамы, заботы о благополучии своего народа так или иначе прорывались в каждом его комментарии, замечании.

После окончания полевого заседания Государственного совета, когда все приглашенные министры, бизнесмены, иностранные эксперты со скоростью похоронной процессии спускались вниз по скользким после дождя горным дорогам, Торрихос внезапно обратился ко мне: «Обидно, что слушали сейчас иностранных специалистов, докладывавших технические и экономические обоснования проекта, и не нашлось среди нас панамца, который по деловому раскритиковал бы проект. Пусть бы в чем-то оказался не прав, но обязательно дал бы им по зубам». Спросив руководителя работ о молодых специалистах, которые уже успели хорошо проявить себя, он пригласил их к разговору. Подошли три молодых человека. Они рассказали о себе, и генерал без всякой передышки предложил им поехать учиться на пару лет за границу: «Сами выберете себе страну, где лучше всего поставлено меднорудное дело, и не возвращайтесь без докторского диплома. Ведь как здорово будет звучать: „Сеньор Лопес, панамец, доктор геолого-минералогических наук“. Если поедете в США, то, ради бога, не женитесь на американках. Они эгоистичны, да и нам от них пользы мало».