Андрей Девятов - Красный дракон. Китай и Россия в XXI веке

80-е годы XIX века — за первую фазу подъема (противоречия везде разрешены в пользу капитала, войн у крупных стран нет); первое десятилетие XX века за вторую фазу баланса; а 30-е годы XX века за первую фазу упадка (мировой кризис), то (см. выше) все же можно проследить цикл, который, наверное, равен четырем поколениям.

' Основным рычагом управления пассивной массой при демократии стал соблазн — инструмент гордого либерализма. Контроль же власти над человеком через поощрение его слабостей провоцирует малодушие (цинизм, зависть, лицемерие, самолюбие, алчность), расширяет границы "дозволенного" (бессовестность, разврат, содомию).

Крайние эмоции восторга или отчаяния в уютных условиях комфортно устроенной жизни масс редки. Официальный эмоциональный климат — скука (ничего экстраординарного не происходит). Эмоции обязательной поп-музыки и математические символы процентов, цифр статистики противопоставлены понятийному мышлению. Культ жертвы, пострадавшего (в силу внушаемого морального комплекса вины, особенно за "холокост") выше культа героя (победителя открытой схватки, поединка)^ Трудозанятость и законопослушность — основные социальные достоинства. Потеря работы воспринимается как трагедия, а вовсе не "радость свободы" жить на вполне сносное пособие. Понятие свободы выдыхается. Старые демократические свободы (слова, печати, собраний) достигнуты и обеспечены, но в условиях неравенства циркуляции идей в обществе, прежде всего доступа к телевидению, с очевидностью теряют смысл и заменены "правами человека". Соблюдение же последних без противоречий и взаимных столкновений прав множества человеков выливается в постоянное наращивание ограничений и запретов.

Информационные технологии ("промывание мозгов") позволяют мягко насаждать стереотипы сознания и поведения, управлять "течением мысли". Навязанная обществу в потоках избыточной информации целесообразная модель восприятия мира слишком сложна для отдельных людей, которые все чаще оказываются беспомощными при самостоятельном принятии даже самых простых житейских решений.

Общество все более подпадает под поголовный, отнюдь не либеральный, контроль расходов граждан через систему расчетов по кредитным карточкам (даже уличные счетчики оплаты за стоянку автомашины переводятся с наличной монеты на кредитную карточку).

Психологию общества "активных/пассивных" выражает и американская примитивная, быстрая еда (только во Франции при аристократии кухня поднялась до изысканности), и произносимое при выпивке единственное пожелание: "взбодрись" (не унывай). Индивидуализм не способствует вниманию к другим и тосты, как правило, не произносятся. В узком месте уступают, пропускают и маневрируют одиночно.

Теперь о России. До февральской революции 1917 г. устройство жизни в империи оставалось сословным [1] Православие поощряло аристократию в самом предмете ее духовной гордости: иметь не деньги и не власть, а подвиги служения, свои или славных предков ("слуга царю, отец солдатам"). И Царь должен был служить славе: "Царствуй на славу Царь православный! Царствуй на славу, на славу нам", — пелось в гимне. Соответственно, и девиз веками был такой: "самодержавие — православие — народность". . Граница же в правящее сословие закрыта. Права и обязанности в сословиях передаются по наследству вне зависимости от деловых и личных качеств. У "высших" (дворянство) из поколения в поколение передаются привилегии, а у "низших" — обязанности. Проявить себя, изменить свое положение и подняться в правящее сословие человеку из числа от природы "лично годных", но не "благородных" очень трудно. Даже богатейшее купечество в своем социальном положении было ущемлено по сравнению с дворянством. Легальный путь наверх при царях лежал через карьеру чиновника. Так, если дед и отец в табели о рангах за срок службы смогли подняться до личного дворянства, то внук имел право испрашивать для себя и последующих поколений дворянство потомственное. В потомственности привилегий российского чиновничества (при советской власти — партийной номенклатуры) состоит его коренное отличие от классической бюрократии. В народе из-за этого витает неприязнь к "верхам". Длительный мир, гармония в обществе удерживаются общинной идеей доверия, жизни по совести, справедливости. А естественная замена "пассивных" на "активных" происходит скачком, решительной акцией, путем переворота внутри аристократии, и протекает быстро (как чудо).