Андрей Девятов - Красный дракон. Китай и Россия в XXI веке

Говоря о реформах в городе, следует упомянуть и специфику китайского криминала. Традиционно китайцы решают теневые вопросы между собой, не втягивая в разборки иностранцев. Причиной тому, возможно, является непоколебимая уверенность в духовной ущербности и умственной неполноценности белых и, тем более, черных. В неспособности иностранцев воспринимать всю систему китайских ориентиров ритуала, обычаев, векторов воли. Шантаж иностранца в обычных китайских формах умолчания и образного намека не достигает цели. Иностранец, как бы" он хорошо ни знал язык, все одно в "китайских церемониях" бестолков. Его, конечно, можно примитивно ограбить, но подобный способ действий в отношении "недоумков с окраины" явно ниже достоинства организованной преступности и остается на совести активистов криминала, действующих индивидуально. За семь лет моей практики предпринимательства в Китае и в крупных торговых сделках и в среднем бизнесе (а я, помимо прочего, руководил гостиницей и рестораном на курорте, где априорно есть теневая выручка), — у меня не было ни одного личного и прямого столкновения с китайским криминалом. Не смешивается китайский криминал и с иностранным криминалом. Никакого сращивания или даже согласования действий "русской мафии" с китайскими триадами в Китае я не видел. Попытки русских "братков" собирать долю с мощного потока наших соотечественников, едущих в Китай за мелкооптовыми закупками, и проводить разборки на китайской территории не имели серьезной (прежде всего предоставлением оружия на месте) поддержки от местного криминала и были быстро пресечены китайской полицией. Такова китайская специфика в части личной безопасности иностранцев как одного из факторов, благоприятствующих притоку в Китай иностранных денег.

Особо следует упомянуть о специфике китайской коррупции. Коррупция в Китае, как и проституция, вроде бы и записаны в состав зла, с которым надлежит бороться, но никакой решительности в борьбе я не замечал. Скорее, это сфера взаимоотношений между людьми, которая управляется без поощрения, одним только наказанием. Взятка выступает средством закрыть глаза на то, что в действительности есть, но не укладывается в рамки норматива. (Своего рода инструментом для работы в сфере, которая не регулируется законами. Китайская бюрократия изначально признает, что жизнь шире предусмотренного властями и ее стихия превышает человеческие возможности. Непротиворечиво предусмотреть все разнообразие жизни невозможно, поэтому власть преднамеренно оставляет пути решения проблем, которые по закону решить нельзя. Со времен Писания "закон не сделал совершенным никого" (Евр. 7, 19). Молчаливое согласие властей с реализацией всего того, что не запрещено, значило бы — снять тормоза. От подобной перспективы "ухода вразнос", который в России наблюдался в 1991-92 гг., спасает как регулятор, своего рода турникет, взятка. Взятка, позволяющая действовать, забирает примерно столько же затрат, сколько пришлось бы заплатить по закону, если бы разрешающий закон был. А взятка как откуп от притеснения властями — это своего рода штраф в ситуациях, когда есть пострадавший, но по суду доказать вину и наказать нельзя из-за отсутствия запрещающего закона. Кроме всего прочего, коррупция есть всегдашний повод для избирательного наказания чиновника любого ранга в случаях его чрезмерного выхода за рамки согласованных клановых интересов. В ходе реформ были наказаны (вплоть до расстрела) сотни высокопоставленных лиц второго плана: вице-губернаторы, заместители председателей, мэры, прокуроры. Самым высоким наказанным чиновником оказался член Политбюро ЦК ЦПК, мэр Пекина Чэнь Ситун, которого приговорили к 16 годам тюрьмы.

Конечно, процессы коррупции в Китае принимают параметры морального разложения и загнивания общественного организма: социалистические идеалы все больше подвергаются осмеянию и попираются, нарастает лихоимство чиновников и влияние мафии, растет преступность, немыслимая при торжестве ортодоксальных идей Мао Цзэдуна.

Однако в Китае, в отличие от зарубежья, именно представители власти играют в формировании мафиозных структур решающую роль, а китайская мафия в своей деятельности опирается, по сути, на конфуцианскую клановую традицию. Очень отчетливо я это видел на примере проституции. В Пекине и на курорте в Бэйдайхэ проституция умело управлялась и пользовалась негласным покровительством каких-то чиновников местных партийных и государственных органов и полицейских, которые рассматривали ее как источник личного и корпоративного обогащения. Однако в 1996 году, на время проведения в Пекине третьего всемирного форума женщин, на всю проституцию в столице был наложен согласованный двухмесячный мораторий, который неукоснительно соблюдался. То есть, пока Центральное правительство, однопартийная диктатура в сфере права и преданные партии органы безопасности держат в руках рычаги контроля за ситуацией на местах (прежде всего экономические), "простые" уголовники не имеют никаких шансов на то, чтобы самостоятельно стать мафиози и противостоять государственной машине. Справедливости ради, здесь нужно отметить усиление репрессий центральной власти по отношению к коррупционерам-чиновникам на местах, что сопровождается соответствующим информационным обеспечением и вызывает поддержку народа.