Владимир Фортунатов - Кто и куда ведет Россию? От харизмы до маразма

Вообще-то гордиться тем, что Россия кормила (якобы) Европу и полмира, глупо. Как глупо гордиться и тем, что наши поставки обеспечивают определенную долю потребностей ряда европейских стран в газе или еще в чем-то. И то и другое свидетельствует о роли России как сырьевого придатка западных стран. В своих маленьких и не очень маленьких государствах европейцы предпочитают выделять площади под парниковые плантации, под выращивание элитных семян, цветов, свиней, коров и т. д. С последней трети XIX в. европейские страны стали быстро заполняться высокоэффективными промышленными предприятиями, производством товаров широкого потребления; во второй половине XX в. получили развитие наукоемкие производства, сфера услуг, транспортная инфраструктура и т. д. А Россия и продуктами себя не обеспечивает, и конкурентоспособной продукции почти не производит. Только время от времени отдельные видные россияне по разным поводам щеки надувают.

Что касается так называемой столыпинской реформы, то она энергично проводилась при жизни П. А. Столыпина. Есть немало оснований утверждать, что собственного премьера «заказал» сам Николай II. Царь считал, что Столыпин его «заслоняет». В Киевский театр П. А. Столыпин ехал без охраны, в извозчичьей пролетке. Двойной агент М. Богров с пистолетом смог легко попасть в театр. Он мог с таким же успехом застрелить и царя, но в заказчика стрелять как-то не принято…

В годы Первой мировой войны реформа какое-то время продолжалась по инерции. К началу 1916 г. в 40 губерниях Европейской России, которые, собственно, и затронула реформа, вышли из общины до 25 % крестьянских хозяйств. Это означало, что новую жизнь решили выбрать для себя 2,5 млн крестьянских хозяйств, закрепивших за собой в частную собственность 16,9 млн десятин земли. Большая часть «укрепленцев» , как их в то время называли, вместо прежних 10–20 полос земли в разных местах надельных, общинных полей получали всю земельную площадь в одном месте. Такой сплошной участок земли назывался отруб . Крестьянин-собственник ездил работать на этот участок. Если на полученный участок земли крестьянин переносил дом, то такое хозяйство называлось хутором. Крестьяне-собственники получили возможность свободно распоряжаться своими землями: продавать, закладывать в банке для получения ссуды, засевать по своему усмотрению и т. д. Многие этими правами воспользовались. Больше половины свои участки продали, чаще своей же общине. Поэтому община устояла и потеряла всего 12 % надельных земель.

Часть крестьян продали свои земли, чтобы попытать счастья где-нибудь на новом месте. За 1906–1914 гг. за Урал переместилось 3 млн 772 тыс. человек. Часть крестьян, особенно бедные, малосемейные, быстро прожили свои деньги, стали батраками у односельчан, подались в рабочие и т. д. Включение крестьян в нормальные рыночные отношения происходило не менее сложно, чем в свое время, после отмены крепостного права в 1861 г., для значительной части помещиков. Вспомним «Вишневый сад» А. П. Чехова, «Неоконченную пьесу для механического пианино» Н. С. Михалкова и т. д.

Крайне правые и крайне левые считали, что курс П. А. Столыпина провалился, вызвал обострение аграрного вопроса. При этом указывали на тысячи всякого рода конфликтов и крестьянских выступлений. Более объективными представляются указания критиков на непоследовательность, недостаточность, непродуманность ряда мер.

Так, например, законодательством воспрещалось в пределах одного уезда сосредоточивать в одних крестьянских руках более шести высших душевых наделов. Этот потолок в 12–18 десятин для крепких хозяйств был явно низким и обидным: очевидным было нежелание создавать для дворян-землевладельцев конкурентов в лице зажиточных крестьян. Кулакам приходилось изворачиваться. Со скрипом изыскивались свободные земли, финансовые средства, помощь для переселенцев. Около миллиона переселенцев вернулись обратно «несолоно хлебавши». Многим на новом месте пришлось наниматься к местным богатеям, казакам, на промышленные предприятия. Остальные обживались «потом и кровью», тяжкими усилиями. К тому же новые районы были отнюдь не такими благодатными в климатическом отношении, как дикий Запад в США в последней трети XIX в., который также осваивался в результате переселения. Дешевой сельскохозяйственной техники и прочего также не было. Иногда на общину оказывалось достаточно мощное административное давление для того, чтобы добиться 2/3 голосов на сходе в пользу перехода всей общины к новой системе землепользования. Возиться с отдельными крестьянами правительственным чиновникам оказывалось не с руки.