Виталий Иванов - Теория государства

Но важно, однако, не это. Во-первых, и Платон, и Аристотель считали правление немногих совершенно естественным. « […] верховная власть непременно находится в руках либо одного, либо немногих, либо большинства» [318]. Во-вторых, олигархия у них – это «неправильно» организованное «неправильное» правление «неправильных» немногих. А возможно и желательно правление «правильных» немногих, организованное «правильно» и «правильное». У топист Платон грезил о правлении философов [319]. Аристотель рассуждал о политие (πολιτεία), в которой синтезируется лучшее из олигархии и демократии – еще одной извращенной формы правления, «отклоняющейся» как раз от той же политии [320](в таком случае олигархию он тоже мог бы назвать «отклонением» от политии, но не сделал этого). [321]

«Говоря попросту, полития является как бы смешением олигархии и демократии. Те виды государственного строя, которые имеют уклон в сторону демократии, обычно называются политиями, а те, которые склоняются скорее в сторону олигархии, обыкновенно именуются аристократиями, потому что люди, имеющие больший имущественный достаток, чаще всего бывают и более образованными, и более благородного происхождения. […]

Каким образом возникает наряду с демократией и олигархией так называемая полития и каково должно быть ее устройство… существуют три способа соединения и смешения. Либо следует взять существующие законоположения в олигархии и в демократии, относящиеся хотя бы, например, к судопроизводству. […] второй способ состоит в том, чтобы взять среднее между присущими олигархии и демократии постановлениями о цензе касательно, положим, участия в народном собрании. Для участия в нем при демократическом строе имущественный ценз либо вовсе не требуется, либо требуется совсем незначительный; олигархический строй, наоборот, выставляет требование высокого ценза. Общих признаков здесь нет, но для политии можно взять средний ценз между обоими указанными. При третьем способе объединения можно было бы взять одну часть постановлений олигархического законодательства и другую часть постановлений демократического законодательства. Я имею в виду следующее: одной из основ демократического строя является замещение должностей по жребию, олигархического же – по избранию, причем в демократиях это замещение не обусловлено имущественным цензом, а в олигархиях обусловлено. Следовательно, отличительный признак аристократии и политии мы получили бы, если бы взяли из олигархии и демократии по одному из отличительных для них признаков в деле замещения должностей, а именно: из олигархии – то, что должности замещаются по избранию, а из демократии – то, что это замещение не обусловлено цензом. Итак, вот еще один из способов смешения. Мерилом того, что такого рода смешение демократии и олигархии произведено хорошо, служит то, когда окажется возможным один и тот же вид государственного устройства называть и демократией и олигархией. Те, кто пользуется обоими этими обозначениями, очевидно, чувствуют, что ими обозначается смешение прекрасное; а такое смешение заключается именно в середине, так как в ней находят место обе противоположные крайности [выделено мной. – В. И. ]». [322]

Почему, говоря о властвовании немногих, я предпочитаю говорить именно об олигархии? использовать слово, считающееся сейчас, особенно в нашей стране, ругательным или, по крайней мере, «сомнительным»? [323]

Традиция требует обращаться к грекоязычной терминологии. Нарушать ее не надо. Да, Платон и Аристотель, как сказано, негативировали понятие олигархии (правда, Аристотель был готов брать из нее «лучшее»). Однако они также изрядно негативировали и понятие демократии [324]. Это не помешало спустя многие века «реабилитировать» его. И еще как «реабилитировать»! современное понимание демократии, как уже было подробно показано, существенно отличается от античного. Почему же тогда нужно догматизировать платоновские и Аристотелевские определения олигархии?

Еще Томас Гоббс резонно утверждал, что аристократия и олигархия суть одно и то же, просто исторически сложилось, что слово «олигархия» используют в качестве негативного синонима слова «аристократия»: «they that are displeased with Aristocracy, called it Oligarchy» («те, кто недоволен аристократией, называют ее олигархией») [325] . А ристотель и сам признавал: дескать, зачастую «аристократию считают некоей олигархией». [326]