Виталий Иванов - Теория государства

Не только «западную демократию», но «демократию вообще», демократию как идею, как идеал.

Манен выделяет три идеальных типа представительного правления, последовательно сменявшие друг друга с XVIII в.: 1) парламентаризм; 2 ) партийная демократия; 3) аудиторная демократия.

При парламентаризме (конец XVIII – конец XIX вв.), в частности, избиратели, отбиравшиеся при помощи имущественного и др. цензов, голосовали за лидерские личности, за людей, как правило, им хорошо известных, принадлежащих к одной с ними территориальной или корпоративной общности, пользовавшихся уважением и авторитетом благодаря своему социальному статусу, заслугам, состоянию. Выборы легитимировали знать (в широком смысле) и ее властвование.

По мере расширения избирательного права, усугубления социальных противоречий, развития партийных институтов и коммуникационных технологий парламентаризм сменился партийной демократией (конец XIX – конец XX вв.). Избиратели стали голосовать не столько за личности, сколько за партии – политические объединения лидеров и масс активистов, основанные на идеологическом единстве, предлагавшие комплексные программы (платформы). Партии мобилизовывали сразу целые социальные слои («классы») —рабочих, крестьян, предпринимателей и пр. [можно добавить – этнические, религиозные и поколенческие общности и пр. – В. И.]. Аристократическая и буржуазная знать уступила место партийным активистам и вождям.

В последние десятилетия размывание социальных противоречий и всей социальной структуры вкупе с дальнейшим прогрессом в сфере коммуникаций, расцветом медиа приводит к постепенному переходу от партийной демократии к аудиторной. В о-первых, дистанция между электоратами и лидерами вновь сокращается и одновременно еще больше удлиняется. Лидеры теперь вновь напрямую апеллируют к избирателям. Те вновь голосуют за лидеров. Однако сами эти лидеры – уже не «живые люди», а медиаобразы. Эти медиаобразы старательно подгоняются под сиюминутные запросы электоратов [и сами запросы тоже подгоняются. – В. И.], политика стала зрелищем, разыгрываемым перед аудиторией. Во-вторых, происходит изменение природы и функционала партий – из массовых организаций, объединяющих «идеологических» людей, предлагающих платформы, они все больше превращаются в PR-проекты, «интерактивные» и реактивные, «затачиваемые» и «перезатачиваемые» под лидеров. В-третьих, лидеры и партии пытаются мобилизовывать не отдельные социальные слои, а «всех и каждого», стараются понравиться «всем», а потому уже не могут придерживаться четкой идеологии. В-четвертых, партийных активистов вытесняют «медиаэксперты», то есть деятели, профессионально использующие в политике современные медийные технологии (Манен Б. Указ. Соч. С. 240 – 290).

Дзоло пишет примерно о том же: «Парламентская демократия уступает место телекратии [выделено здесь и далее мной. – В. И.]. Массовые политические партии, некогда очень многочисленные, социально активные и открытые к политическим дискуссиям, сходят со сцены, поскольку их центральные органы больше не нуждаются в привлечении новых членов и активистов. Им это не нужно, потому что каналы государственного и частного телевидения представляют собой гораздо более дешевые и эффективные инструменты политической пропаганды.

На этом фоне новые политические субъекты уже не партии: это узкий круг элитарных предпринимателей от выборных кампаний, которые вступают друг с другом в рекламную конкуренцию и обращаются к массам граждан-потребителей, предлагая им в рамках выверенной стратегии телевизионного маркетинга свои символические продукты. […] Еще один вклад телевидения в политическое обкрадывание граждан – опросы общественного мнения, которые пытаются не анализировать, а формировать его под видом несуществующей научной строгости. Демоскопические агентства, обслуживающие самые влиятельные элиты, фиксируют ответы граждан на свои вопросы и с помощью телевидения массированно влияют на общественное мнение путем селективного и продуманного распространения результатов исследований. Таким образом, установился режим, который вполне обоснованно можно назвать постдемократической телеолигархией, где подавляющее большинство граждан не выбирает и не избирает, а остается в неведении и подчиняется». Дзоло также цитирует Норберто Боббио, который констатировал, что засилье телевидения привело к инверсии отношений между контролирующими и контролируемыми: узкий круг избранных контролирует массы избирателей, а не наоборот (Дзоло Д. Указ. Соч. С. 11—12).