Дмитрий Тренин - Интеграция и идентичность - Россия как «новый Запад»

Гораздо больших усилий потребовал пересмотр подхода к проблеме европейской безопасности. После начала «холодной войны» и советизации политических систем стран Восточной Европы Советский Союз трижды (в 1953, 1956 и 1968 гг.) применял военную силу для сохранения своих геополитических и геостратегических позиций на континенте. Установление в Польше в 1980 г. военного положения и переход страны под контроль Войска польского предотвратили четвертую военную интервенцию СССР за четыре десятилетия. В наступившей к концу 1980-х годов перемене ключевую роль сыграл поворот в сознании Горбачева и его соратников – от формулы безопасности, основанной на силовом противостоянии, к формуле совместной безопасности.

Такой взгляд на безопасность страны настраивал советское руководство на поиск договоренностей с потенциальным противником и на переналадку отношений с союзниками. Это новое видение нашло отражение в идее «общего европейского дома», с которой Горбачев выступил в Страсбурге летом 1989 г., а также в практике «раскрепощения» стран Варшавского договора начиная с признания модели «круглого стола» правительства и оппозиции в Польше и кончая признанием права стран Центральной и Восточной Европы на выбор направления и форм их внешней интеграции. В военной области тогда же был сформулирован принцип «разумной достаточности для самообороны».

Таким образом, произошел поворот от философии экспансии и строительства мировой империи к философии самоограничения и строительства национального государства. Интеграция внешнего мира в советскую модель сменилась поиском путей интеграции России (вначале – еще СССР) во внешний мир. Поразительным было не только восприятие новых принципов, но и в целом вялое сопротивление этим шагам со стороны номенклатуры. Можно было повторить известную фразу «караул устал» 72– только не ждать, а караулить. Лишь перспектива объединения Германии привела в начале 1990 г. к публичному выражению тревоги, озабоченности и т. п. со стороны части партийного руководства (члена Политбюро, секретаря ЦК Егора Лигачева и начальника Главного политуправления Вооруженных сил СССР Алексея Лизичева), что, впрочем, не имело последствий.

Отказавшись от классовой борьбы с «империализмом», «ревизионизмом», «сионизмом» и т. п., горбачевское руководство провозгласило курс на сотрудничество практически со всем миром. Ельцинская администрация пошла дальше, объявив США, ЕС, Китай, Индию, а также практически все страны СНГ «стратегическими партнерами». С начала 1990-х годов даже Израиль стал восприниматься как дружественное России и культурно близкое, в значительной степени русскоязычное государство.

Именно российская элита фактически демонтировала Советский Союз, «большую Россию». 12 июня 1990 г. Верховный Совет РСФСР пошел на невероятный шаг, провозгласив суверенитет России по отношению к СССР. При всей внешней абсурдности «независимости России» от Советского Союза это был первый шаг от империи к национальному государству. Речь шла о гораздо большем, чем солидарность с окраинами против Старой площади или способ завершения периода двоевластия в Кремле. Общий смысл состоял в «возвращении России домой» – прежде всего с точки зрения направленности ресурсных потоков. Впервые с 1552 г., когда Иван Грозный присоединил к Москве Казанское царство, в России возобладал вектор строительства национального государства.

Лозунг «победы коммунизма» во всем мире сменился лозунгом «нормального государства» (т. е. государства западного типа). Риторика «самого передового общественного строя» сменилась стремлением к «возвращению в цивилизацию» (понимаемому как воссоединение с Западом). «Третий Рим» сменился «европейским выбором», представляющимся естественным для «страны западноевропейской культуры».

Испытания 1990-х годов лишь подтвердили силу нового «выбора» России. СНГ не стало способом реинтеграции (подобно тому, как военно-дипломатический союз советских республик в 1921–1922 гг. стал основой для формирования СССР). Наоборот, оно завершило процесс разъединения, сделало его менее болезненным и психологически более приемлемым. Несмотря на существование таких сложных территориальных вопросов, как Крым и северный Казахстан, Россия не сделала ни одной попытки пересмотра границ. Несмотря на внезапное появление огромной русскоязычной диаспоры (25 млн), ельцинское руководство – при всей риторике относительно особых прав и ответственности России на постсоветском пространстве – благоразумно отказалось от крупномасштабных попыток реализации droit de regard.