Дмитрий Тренин - Интеграция и идентичность - Россия как «новый Запад»

В этих условиях приход к власти на рубеже 1999–2000 гг. Владимира Путина открыл новый этап в эволюции российской политической системы. Произошла частичная реставрация традиционных форм управления. Прежде всего, была восстановлена «вертикаль власти», замыкающаяся на президента как на верховного правителя. Государственная бюрократия вернула себе центральное место в политической системе страны, потеснив, а затем изгнав оттуда олигархов, при этом ведущее положение в новом правящем слое заняли выходцы из силовых структур. Самостоятельность региональных властей, их политический статус, административные и финансовые возможности были жестко ограничены. Сепаратизм в Чечне был разгромлен в ходе масштабной военной кампании. Олигархическое правление было прекращено, а сами «олигархи» (и крупный бизнес в целом) поставлены перед жестким выбором – сотрудничать с властями на их условиях или быть изгнанными (либо преследуемыми). Государство сосредоточило в своих руках контроль над электронными СМИ. В рамках системы «управляемой демократии» государственные чиновники приступили не только к переформатированию политической системы, но и к конструированию институтов гражданского общества. Россия достигла внешней стабильности, но в условиях режима личной власти, всевластия (и бесконтрольности) государственной бюрократии, фактического отсутствия политической конкурентности, доминирования одной партии в парламенте, одной (официальной) точки зрения на телевидении и т. п. «Официальный консерватизм» 25, однако, не дает ответа на вопрос о факторах дальнейшего политического развития России.

Важнейшим, принципиальным отличием России от стран Центральной и Восточной Европы стало то, что политическое и государственное строительство осуществлялось не для того, чтобы соответствовать формальным критериям интеграции в западные институты. «Критерии членства в НАТО» или «Копенгагенские критерии» членства в ЕС российских политиков не интересовали. Российские элиты верили в политические решения, основанные на международном признании места и роли России в мире, а не в списки требований, рядом с которыми по мере их выполнения появляются галочки. И, уж конечно, эти элиты считали обустройство самой России, прежде всего – организацию системы власти, своей исключительной привилегией.

Все российские реформы всегда были направлены на формирование системы власти, отвечавшей потребностям правящей группы. Реформы Горбачева призваны были расчистить социалистическое поле от продуктов брежневского застоя. Реформы Ельцина носили антикоммунистический и уже во вторую очередь демократический характер. Верительной грамотой Ельцина был он сам, а не принятая при нем Конституция. Реформы «раннего» Путина были сосредоточены в экономической сфере. В политической области второй президент проявил себя в этот период прежде всего как стабилизатор, опирающийся на умеренно-авторитарные методы руководства. С большой вероятностью можно утверждать, что и в будущем политическая либерализация режима станет возможной в результате осознания элитами необходимости установления верховенства закона, обеспечения независимости судебной власти и т. п. как единственной надежной гарантии сохранения и закрепления частной собственности.

В практическом плане поддержка российских реформ Западом была прежде всего поддержкой людей, эти реформы символизировавших. Горбачев, Ельцин заслужили такую поддержку. Их поддерживали. Горбачева – даже тогда, когда СССР уже рушился. Ельцина – несмотря на московский октябрь 1993 г. и первую чеченскую кампанию. Российские либералы призывали Запад определиться с тем, какую Россию он хочет видеть – стабильную (но при этом авторитарную) или демократическую и сравнительно беспроблемную, но способную отстаивать свои интересы. Такая постановка вопроса представлялась западным лидерам чересчур абстрактной: демократическая Россия на рубеже XXI в. выглядела не более чем благим пожеланием. В действительности влияние международных факторов на развитие России проявляется главным образом через вызовы со стороны международного сообщества, перед которыми она оказывается. Возможность же ответа на эти вызовы практически целиком определяется внутренними российскими силами 26.

Однако часть российских либералов осталась убежденной, что для успеха (или закрепления) демократических завоеваний в России требуется постоянное давление Запада во главе с его лидером – президентом США. Этот тезис разделяли либеральные активисты в США и Западной Европе 27. Реальное влияние западных официальных и неофициальных советников на российскую политику было гораздо меньше, чем было принято считать, но во всяком случае у Запада в России было довольно широкое поле для приложения усилий. При Путине ситуация резко изменилась: начиная с постановки под контроль властей прежде независимых от Кремля телеканалов НТВ и ТВ6 российская власть стала демонстративно игнорировать протесты США и стран Европейского союза против ее внутриполитических шагов. Российские демократы и либералы, пытавшиеся по-прежнему апеллировать к Западу, столкнулись с обвинением в непатриотичном поведении. После трагедии в Беслане осенью 2004 г. заместитель главы президентской администрации Владислав Сурков публично озвучил тезис о «пятой колонне», действующей в ущерб России 28.