Яков Рабкин - Что такое государство Израиль?

Военное превосходство и мощная поддержка Запада лишь укрепляют сионистских лидеров во мнении, что мирное урегулирование не в их интересах. Несмотря на все попытки поиска дипломатических решений, они остаются верными политике основателей государства: установить контроль над максимальной территорией с минимальным количеством проживающих на них арабов. Так, эвакуация жителей израильских поселений в секторе Газа была предпринята скорее из тактического расчета, нежели была попыткой прийти к мирному сосуществованию с арабским населением. Доказательством этого факта явилось очередное нападение Израиля на сектор Газа зимой 2009–2010 годов. Политика принятия решений в одностороннем порядке, вкупе с экономическими, технологическими и военными успехами Государства Израиль, приводит ко все большей изоляции этого анклава западного образа жизни на Ближнем Востоке. Израильское общество и его руководители демонстрируют решимость и далее укреплять военную мощь и главенствовать в регионе, невзирая на интересы и судьбу палестинцев.

Парадоксальным образом страны, напавшие на Израиль в 1948 году, несколькими годами позже упрочили позиции сионистского государства, способствуя массовому переселению местных евреев в Израиль. Это было частью политики привлечения иммиграции из мусульманских стран. За первые три года 93 000 человек прибыли из Египта и Марокко, 180 000 – из Ирака, Турции и Ирана, 48 000 – из Йемена и протектората Аден [317], хотя влияние сионизма в этих странах было практически неощутимым. По словам Бен-Гуриона, в августе 1939 года среди зарегистрированных членов сионистского движения лишь 0,38 % являлись выходцами из этих стран, а 40,9 % – из Восточной Европы [318]. Эти цифры еще раз показывают, что сионизм – явление типично восточноевропейское, и это серьезно препятствует арабским евреям найти свое место в израильском обществе.

Как и большинство новых иммигрантов из мусульманских стран, арабские евреи, то есть арабы иудейского вероисповедания, по прибытии в Израиль претерпели не только дезинфекцию при помощи ДДТ, но и культурную «стерилизацию». Израильские руководители посчитали это столь же необходимым, как необходимо было «поколению пустыни» – библейским евреям – скитаться сорок лет по пустыне и умереть в ней ради того, чтобы следующее поколение, очищенное от следов прошлого, могло вступить в Святую землю и завоевать ее. Чтобы влиться в израильское общество, считалось необходимым избавиться от пут прежнего образа жизни, былых нравственных ценностей и принять обычаи и устои Нового человека.

Одновременно с этим власти позволяли некоторым арабским евреям продолжать жить в Израиле по-старому, т. е. «по-арабски», с тем чтобы использовать их в качестве разведчиков. Некоторые из них (например, Эли Коэн, которого в Израиле считают героем) вели чрезвычайно эффективную шпионскую деятельность под руководством офицеров – выходцев из Восточной Европы. Показательно, что арабское происхождение таких евреев, эксплуатируемое в военных целях, никогда не использовалось для построения добрососедских отношений с арабскими странами и местными палестинцами.

Иммигрантам, говорившим на арабском и персидском языках, приходилось почти полностью расставаться с родной культурой. Однако от выходцев из Восточной Европы этого не требовалось. Наоборот, их европейский опыт стал краеугольным камнем новой сионистско-израильской культуры. Так, например, в первые годы сионистской колонизации десятки песен, считалок и детских сказок были переведены с русского на иврит [319]. Сегодня же наиболее уважаемыми стали «англосаксы» – немногочисленные иммигранты из англоязычных стран, чью культуру с почтением и подчас восхищением принимают в Израиле.

Напротив, арабским евреям было значительно труднее. Во-первых, они оказались носителями языка и культуры врагов-арабов, со всех сторон угрожавших сионистскому обществу. Во-вторых, новые евреи считали арабскую культуру второсортной, во всем уступающей европейской. Этот евроцентризм не только сохраняется, но и усиливается с каждым годом. В-третьих, арабские евреи часто покидали свои страны, не имея ни гроша, что лишь усиливало их чувство неполноценности. В-четвертых, структура нового общества, скроенного по восточноевропейским лекалам, была чуждой для тех, кто вырос в мусульманских странах. Кроме того, само понятие светского еврея, игравшего ведущую роль в Израиле (и продолжающего ее играть, хотя и в меньшей степени), было им просто незнакомо. Разумеется, после провала социалистов на выборах 1977 года культура арабских евреев была реабилитирована, и наметилась тенденция их возвращения к религии, отражающаяся, в частности, в программе политической партии Шас*.