Яков Рабкин - Что такое государство Израиль?

Традиционное еврейское самосознание зиждется на соблюдении заповедей Торы. Массовое отстранение от религии в таком случае означает, что эти самые заповеди начинают разделять евреев, воздвигая между ними преграды. При этом ассимиляция, т. е. потеря одной частью социума (или целым этносом) своих отличительных черт, не является чисто еврейским феноменом. Мишель Брюне – ученый, специализирующийся на истории канадцев французского происхождения, – так определяет ее: «Ассимилироваться – значит, стать похожим. Ассимилируемый забывает, кем он является, и изо всех сил старается подражать тем, на кого хочет стать похожим. Тяга к ассимиляции всегда возникает из желания или необходимости подражать другим… Он стремится к тому, чтобы общество приняло его» [41].

Тогда возникает вопрос: являются ли евреи единым народом? Чтобы ответить на него, вернемся еще раз к Лейбовичу:

«Исторически еврейский народ определяли не как расу, не как народ той или иной страны, той или иной политической системы, не как народ, говорящий на одном языке, а как народ иудейства, Торы и заповедей… Слова знаменитого арабского философа и раввина Саадии Гаона (882–942) (“Мы являемся народом только благодаря Торе”) имеют не только назидательный, но и эмпирический смысл. Они указывают на исторический факт, влияние которого ощущалось повсеместно вплоть до XIX столетия. Именно тогда возник разрыв, который и по сей день продолжает увеличиваться: разрыв между еврейством и иудейством… Большинство евреев, искренне сознавая свое еврейство, не только не принимают иудейство, но относятся к нему с отвращением» [42].

Еврейский национализм зародился во второй половине XIX века среди ассимилированных евреев. Бесплодность индивидуальных попыток приобщиться к окружающему обществу подтолкнула их к идее коллективной ассимиляции – они решили выковать из евреев нацию, подобную европейским. За такие открыто противоречащие еврейской традиции идеи это движение, получившее название «сионизм», было в то время отвергнуто большинством евреев. Сионизм изменил еврейскую жизнь и даже само значение слова «Израиль». Как пишет раввин Джейкоб Нузнер, американский ученый, один из самых плодовитых исследователей иудейства: «В большинстве версий иудейства принадлежать “Израилю” – значит, строить жизнь по образу и подобию Божьему, как об этом написано в Торе. Сегодня в синагогальном богослужении словом “Израиль” обозначают святую общину, но при этом в еврейской общественной жизни точно так же называют Государство Израиль» [43].

Нузнер приходит к заключению, что «государство стало важнее, чем евреи», и таким образом проводит четкую границу между евреями и иудеями, а также делает акцент на происходящем вот уже более ста лет сдвиге в еврейском самосознании, вследствие которого из «народа общей веры» евреи превращаются в «народ общей судьбы»:

«Сколь бы малым ни являлось сообщество евреев, иудейство как религия может, тем не менее, процветать среди тех, кто его исповедует. Однако даже если евреев будет много и они обретут влияние, но при этом перестанут исповедовать иудейство… религия потеряет свой голос, хотя евреи как сообщество будут процветать. Вывод прост. Книга, то есть набор религиозных идей, отвлеченных от социума, не является иудейством; но и мнения по любому вопросу, даже если их придерживаются все евреи вместе взятые, иудейства тоже не составляют…» [44]

История занимает важное место в еврейской традиции. Даже в Торе присутствуют отсылки к ней: «Вспомни дни древности, помысли о годах всех поколений» (Второзаконие, 32:7). В иудействе функции истории многообразны: это и некий фон, и мировоззрение, а не только источник информации. Йосеф Хаим Йерушалми (1932–2009), профессор Колумбийского университета, утверждал, что Библия представляет собой рассказ о Божественном вмешательстве в историю, а не свидетельства исторических событий. Ее задача – уберечь евреев от искушения заменить Бога собой, представляя себя в качестве деятеля истории. В еврейской традиции подчеркивается не исторический процесс, а моральные выводы, которые следует из него извлечь:

«Назначение и отстранение римских прокураторов, династические интриги императоров, завоевания парфян и Сасанидов не предлагали ничего нового и полезного по сравнению с тем, что уже было известно. Даже перипетии династии Хасмонеев или интриги потомков Ирода, хоть они и относятся к еврейской истории, не выявляли ничего существенного и, как правило, игнорировались» [45].