Максим Кантор - Империя наизнанку. Когда закончится путинская Россия

Не особенно хорошая концепция, согласитесь. Ах, то были упоительные годы, и как же Западу нравилось русское воровство! «Новые русские» были не вполне чисты перед законом, но прогрессивны в риторике и, главное, перспективные клиенты!

Агентов продажи недвижимости в Париже и Лондоне заставляли учить русский язык, меню дорогих ресторанов выпускали на русском языке, всякий западный богач обзаводился русским бизнесом: рынок-то какой! И всякий западный воротила отмечал, что хотя в России много воруют, но его личный русский партнер (спекулянт нефтью или алюминием): вот он — исключение.

Недавно моя знакомая англичанка посетовала на российскую коррупцию, но стоило мне спросить о ее брате, лорде и бездельнике, который вошел в правление российского банка, английская дама расстроилась.

Между прочим, кто же сказал вам, что я принимаю как должное ситуацию в Сирии? Отнюдь нет. Как и ситуация в Мали (куда вовлечена Франция), эта история требует анализа и гуманистического ответа — и я ждал от вас анализа ситуации в Мали.

Мне же пристало говорить о России и Украине, о Донецке. У меня есть право говорить об этой земле — моя семья родом из Донецка; а вот про Сирию я мало что знаю. Мой дед Моисей родился в Юзовке (так назывался Донецк) и оттуда уехал в горную академию Фрайбурга учиться горно-рудному делу — и выбор профессии был подсказан городом, где он родился. Прабабушка Ребекка всю жизнь прожила в Донецке, родила и вырастила девять сыновей; полагаю, что у меня есть основания говорить об этой земле: в ней достаточно пота моей родни.

Не боевик «Моторола», не бандит «Бес» и не диверсант «Бородай», но те, кто работал, — вот они пусть отвечают за общество.

Месье, будет хорошо, если мы разделим ответственность: я буду говорить об Украине и России, о тех культурах, о которых знаю, а вы будете говорить о Франции и Мали, где находятся французские солдаты; об алжирской войне, о том, откуда берутся грубые африканские подростки, об антисемитизме во Франции, о Марин Ле Пен, о Шарле Мореасе.

Будущее России не в подавлении свободных украинцев, а в любви к свободным украинцам.

Месье, я думаю, будущее Франции — не в свободе от алжирцев, а в любви к свободным алжирцам; будущее России не в подавлении свободных украинцев, а в любви к свободным украинцам. И расскажите мне, прошу вас, о тех евреях, что уезжают сегодня из Франции — я слышал, счет уже идет на тысячи? Как же так получилось, месье?

Что там Сирия, что там Мали — расскажите мне о своём Париже, откуда сегодня бегут евреи. Будет здраво, если я отвечу о Москве, которая мне родная, а вы ответите за Париж, который родной для вас, и мы оба поделимся болью своих городов.

Тяжело быть патриотом, когда твоя страна обуреваема гордыней и глупостью. В такие дни надо выбрать, чему служить: чести своей Родины или ее аппетитам.

Сегодняшний французский патриот, из-за амбиций которого из прекрасной Франции бегут евреи, — он — настоящий патриот или он фашист? Месье, Франция не так давно — что этот срок для истории? — знала процесс Дрейфуса и мораль Клемансо, пристало ли их воскрешать?

И бывает ли в мире благородный патриотизм? Европа беременна фашизмом — и, знаете ли, месье, я нахожу, что европейский фашизм — состояние для данного континента скорее естественное; а вот гуманность и христианство — это благоприобретенные условности.

Гуманизм не свойственен Европе, он вообще не присущ человеку, это то, чему следует учиться, вопреки морали империи, и даже вопреки религиозной догме.

Наш диалог, скорее всего, бесполезен, но я уже пишу эти письма не вам, Ришар. Настал момент, когда надо говорить подробно и много объяснить — так пусть этот текст останется как свидетельство времени.

Вы говорили о свидетельстве как о миссии писателя, не так ли? Я тоже за это. Мир расшатался; и, возможно, причина в том, что инструмент, обслуживающий данный мировой порядок, — я говорю о демократии — сломался.

Этот инструмент сам по себе неплох; но время от времени приходит в негодность; им плохо умеют пользоваться. Этот инструмент сломался во время Пелопонесской войны, когда греческие полисы, недавно отражавшие персидскую тиранию, стали воевать друг с другом. Сломался этот инструмент и сегодня.

Мы с вами — каждый со свой стороны — под углом своего зрения наблюдаем дефекты этого механизма. И я говорю о проблеме, которая питает войну в России.

Россия не оскорбилась на то, что ее население грабят — дело в том, что людей в России грабят всегда; причем грабят свои же собственные баре.