Алексей Кофанов - Предвечный трибунал - убийство Советского Союза

– Какие «планы нападения»? – прорезался тот же голос. – Американцы миролюбивы, они защищают в мире демократию и свободу!

Я развел руками:

– М-да… Значит, и такие реликты до сих пор встречаются. Я надеялся, что бандитские налеты на Ирак, Ливию и Сербию включат даже самые кондовые мозги…

А Судья решил:

– Перерыв.

Включилась долгожданная вентиляция. Чтение последнего документа наполнило воздух парами предательства и агрессии, дышать стало трудно. Очень хотелось эту атмосферу очистить.

Я снова вышел прогуляться по коридору, который, будто рама картину, охватывал зал. Зрители по двое-трое негромко что-то обсуждали. На меня поглядывали отчужденно, со смесью страха и уважения. Близко никто не подходил.

Неясна моя персона, мне самому в первую очередь: вроде член судейской команды, главный обвинитель! Но почему не имею понятия, куда в перерыве деваются юристы, и сам хожу среди обычных зрителей? И чем объяснить отчуждение? Они ведь зачастую поддерживают мои реплики, согласны со мной – но сейчас будто стенка между нами…

Я свернул за угол; эта часть коридора оказалась безлюдной, невдалеке стояли лишь двое крепких парней. По-деловому как-то стояли, и сердце сразу кольнула тревога. Шагнул назад, но они подскочили, и я получил тяжкий удар под дых, согнулся невольно, красные полосы замелькали перед глазами.

– Слышь, ты, литератор, – услышал я. – Чтоб сегодня забрал обвинение и процесс прекратил! А то на ножи поставим!

– Вы за демократию или за свободу слова? – сумел я прохрипеть, сползая по стене. Тут в коридоре, видимо, появились зрители, так что бандитам пришлось отшатнуться.

– Ты все понял, козел? – сказали напоследок борцы за либерально-демократические перемены. – Не сделаешь – уроем.

Исчезли. Даже лиц не успел разглядеть…

Постепенно я встал и раздышался. Черт, обидно: всего двое! Вроде стараюсь себя в форме поддерживать, гантельками машу – и не смог ничего… Даже удар не блокировал. Наверное, профессионалы, сработали по заказу.

Нет, ребята, я не терминатор бесстрашный. Конечно, испугался. Живот льдом обдало, когда они подкатили… Но я давно усвоил: гаси страх на взлете, сразу, пока не разросся! Иначе он тобой овладеет, и превратишься в чмо бессильное.

Как гасить? О, вот это проблема! Лично я для себя нашел лишь одно: верить Богу .

Тут ход мысли такой:

1. Мир создан Богом. Иного варианта я не вижу – слишком сложная и гармоничная конструкция для случайного-то самозарождения.

2. Мир стабилен и в целом добр. Не все в это верят, кто-то видит стакан полупустым – но я предпочитаю видеть его наполовину полным.

3. А раз так, то Создатель доброго мира никогда не издевается. Он дает лишь те испытания, которые нам по силам, – и чаще для нашего вразумления. Стряслось что-то – подумай, в чем ты не прав! Ну а если упорствуешь в непонимании намеков, они усиливаются, покуда не поймешь.

Причем и намеки каждому даются лишь те, какие он способен понять в меру своего нынешнего развития. Однако понимание все равно требует усилия над собой (суету отодвинуть, приподняться хоть чуть-чуть над бытом); многие ленятся… Вот и я пока не вижу, что Бог хотел мне сказать этим ударом в брюхо. Позже осмыслю. В первый момент важно было страху не поддаться.

Когда накатывает паника, главное – успеть подумать «все, что происходит, ведет к моему благу». Сейчас успел.

Зрители близко не подходят, избегают в мою сторону смотреть, так что осталось непонятным: видели ли они то, что произошло?

Вкус крови на губах. Хорошо бьют, резко.

Как быть?

Не сдаваться, конечно, – тут и вопроса нет. Но экстремисты в зале, надо бы начальству сообщить, чтоб они с другими зрителями чего не учудили! Однако лиц не помню… Как их вычислишь?

Перерыв кончился, все вернулись в зал. И Прокурор спросила:

– Подсудимый, почему вы считаете, что Советский Союз был империей зла?

– Прежде всего потому, что он был недемократичным.

Я поднял руку, чувствуя затылком нечто вроде лазерного прицела. Мнительность? Или правда?

– Михаил Сергеевич, давайте уточним термины. В ранней Античности слово «демос» означало вовсе не народ, а узенькую элитную прослойку рабовладельцев. Все остальные назывались «охлос». Соответственно, «демократия» означала власть элиты над подавляющим большинством. Вы понимаете демократию в этом смысле? Или в смысле власти народа, большинства?

Горби ответил не задумываясь: