Внутренний СССР - Евразийство и Россия - современность и перспективы

То, что сказано в предшествующем абзаце — не гипотетический абстракционизм, а выстрадано всею прошлой историей России и выявлено в материалах КОБ, упомянутых в первой сноске выше по тексту.

Это всё и даёт основания к тому, чтобы причислить А.Г.Дугина и К к числу извратителей того «евразийства», которое Чингиз-хан осуществлял на практике без каких-либо теоретико-социологических обоснований, и которое впервые теоретически описали основоположники «евразийства» как социологической теории, и в частности — Н.С.Трубецкой.

Однако без принципов кадровой политики, которым следовал Чингиз-хан, но в понимании её на основе нашей культуры (при достигнутом в ней миропонимании) «неоевразийство» А.Г.Дугина и К не только нравственно-психологически неотличимо от порицаемого ими «атлантизма», а по существу — библейского проекта порабощения всех на основе недопущения перехода глобальной и региональных цивилизаций к культуре, устойчиво возпроизводящей человечный тип строя психики в преемственности поколений и развивающейся на этой основе; но более того, - но представляет собой ветвь «атлантизма», однако действующую под лозунгами «евразийской» региональной самобытности.

Но этого не заметил и Н.С.Трубецкой, вследствие чего сам же и открыл таким как А.Г.Дугин нравственно-психологическим типам дорогу в политиканство на основе политико-философской системы, получившей название «евразийство». Н.С.Трубецкой далее в анализируемой нами работе пишет следующее (комментарии в сносках наши):

«Русским историкам стоит только отрешиться от своего предвзятого и нелепого игнорирования факта принадлежности России к монгольскому государству, взглянуть на историю России под иным углом зрения, и происхождение целого ряда сторон государственного быта так называемой “Московской Руси” предстанет их глазам в совершенно ином виде. Приобщение России к монгольской государственности, разумеется, не могло быть только внешним и сводиться к простому распространению на Россию системы управления, господствовавшей и в других областях и провинциях монгольской империи; разумеется, должен был быть воспринят Россией до известной степени и самый дух монгольской государственности. Правда, идейные основы этой государственности [26]со смертью Чингисхана в силу известных причин, о которых речь будет ниже [27], стали постепенно блекнуть и выветриваться; правда и то, что те татарские правители и чиновники, с которыми русским приходилось иметь дело, в большинстве случаев уже далеко не соответствовали идеалам Чингисхана. Но всё же известная идейная традиция в монгольской государственности продолжала жить, и за несовершенством реального воплощения сквозил государственный идеал, идейный замысел великого основателя кочевнического государства [28]. И этот-то сопутствующий монгольской государственности, сквозящий за ней, звучащий в ней, подобно обертону, дух Чингисхана не мог остаться незамеченным и непременно должен был проникнуть в души русских. По сравнению с крайне примитивными представлениями о государственности, господствовавшими в домонгольской удельно-вечевой Руси, монгольская, чингисхановская государственная идея была идеей большой, и величие её не могло не произвести на русских самого сильного впечатления. Итак, в результате татарского ига в России возникло довольно сложное положение. Параллельно с усвоением техники монгольской государственности должно было произойти усвоение самого духа этой государственности, того идейного замысла, который лежал в её основе. Хотя эта государственность со всеми её идейными основами воспринималась как чужая и притом вражеская, тем не менее величие её идеи, особенно по сравнению с примитивной мелочностью удельно-вечевых понятий о государственности, не могло не произвести сильного впечатления, на которое необходимо было так или иначе реагировать. Люди малодушные просто гнули спины и старались лично пристроиться. Но натуры стойкие не могли с этим примириться; небывало интенсивный религиозный подъем и пробуждение национального самосознания, повышенного чувства национального достоинства не позволяло им склоняться перед чужой государственной мощью, перед чужой государственной идеей, "а в то же время эта государственная идея их неотразимо притягивала и проникала в глубину их сознания. Из этой двойственности мучительно необходимо было найти выход. И найти этот выход удалось благодаря повышенной духовной активности, порожденной религиозным подъемом рассматриваемой эпохи.