Оливер Сакс - Нога как точка опоры

Мы видели, что опыт, который имел я сам, достаточно распространен, даже универсален при условии критической степени нарушений восприятия, или «афферентного поля», как любил говорить Леонтьев. Более того, мы видели, что объективный и эмпирический характер неврологии препятствует какому-либо учету субъекта, «я». Должно что-то случиться, что-то весьма радикальное, чтобы избежать этого противоречия, этого тупика. Пришло время сделать следующий шаг. Классическая неврология утвердила себя – утвердила еще к 1920-м годам – и навсегда сохранит непреходящую важность. Нейропсихология утвердилась к 1950-м годам и также навсегда сохранит непреходящую важность. Что нам нужно теперь, что нужно для будущего, так это неврология личности, идентичности.

Существует множество указаний на то, что время для этого пришло. В церебральной неврологии, в особенности в последние пятнадцать лет, возник кризис. «Высшие корковые функции» Лурии, впервые изданные в 1960 году, всесторонне рассматривали функциональные системы левого полушария, но почти не затрагивали правое. Метод высших корковых функций для правого полушария не срабатывает. На каждую статью о правом полушарии приходится тысяча публикаций о левом, в то время как нарушения возникают в равной степени в обоих. Однако синдромы правого полушария, как, например, синдром Поцля, носят чрезвычайно странный характер и обычно принимают форму изменений идентичности. Такие изменения не поддаются анализу как нарушения функций – их нужно рассматривать как личностные нарушения. Наши ограничения и потребности находят все большее осознание.

Этот кризис 1980-х годов странно напоминает другой кризис, случившийся двести лет назад. Эмпирическая философия, послужившая моделью для эмпирической науки, достигла своего апогея в работах Д. Юма, который довел ее до предела, заставил философию и себя прийти к глубокому противоречию.

«Я позволю себе утверждать, что мы – всего лишь коллекция, собрание различных восприятий, следующих одно за другим с невероятной быстротой в постоянном течении и движении».

В результате Юм был вынужден заключить, что «личностная идентичность» – фикция. Однако это заключение вступило в противоречие с его глубочайшими чувствами: он назвал его «химерой» и был доведен до «философского отчаяния».

Это отчаяние, этот тупик был преодолен в 1781 году, когда И. Кант опубликовал свою «Критику чистого разума». И мое собственное отчаяние, мой собственный тупик были преодолены, когда я прочел эту книгу. Я имел опыт переживания «я», который не мог отрицать, но который не признавала нейропсихология, где не было места для «я». Этот кризис заставил меня обратиться к Канту. Здесь я нашел то, чего не мог мне дать анализ, – концепцию синтетических априорных интуитивных знаний, которая давала возможность организовать и понять опыт: априорные знания о пространстве и времени структурировали опыт и поддерживали представление об Эго, о «я». Эти формулировки дали мне, как я полагаю, основания того, что я называю «клинической онтологией» или «экзистенциальной неврологией», – неврологии личности в распаде и создании. Ключевой для меня пассаж в «Критике чистого разума» следующий:

«Время есть не что иное, как форма внутреннего чувства, т. е. созерцания нас самих и нашего внутреннего состояния. В самом деле, время не может быть определением внешних явлений: оно не принадлежит ни к внешнему виду, ни к положению и т. п.; напротив, оно определяет отношение представлений в нашем внутреннем состоянии… Пространство… чистая форма внешнего чувственного созерцания… оно a priori доставляет только многообразное в созерцании для возможного знания… Время есть априорное условие всех явлений вообще; оно есть непосредственное условие внутренних явлений (нашей души) и тем самым косвенно также условие внешних явлений» [34].

Нормальный опыт, в терминах Канта, соединяет внешние явления с внутренними состояниями, внешнее и внутреннее интуитивное знание, пространство и время. Однако меня особенно интересовала на основании собственного опыта и наблюдений возможность существования радикального дефекта восприятия, который может проявляться во внутренних состояниях, внешних явлениях или тех и других. Именно такой радикальный подрыв восприятия, как мне представлялось, и составлял суть и моего опыта, и тех беспорядочных ощущений, которые описывали мои пациенты. Такой опыт, элементарные нарушения ощущений были непонятны, пока не получили освещения формулировками Канта.