Дмитрий Соколов - Лечебное дело zyablikova

Было около 10 часов утра по местному времени.

Сперва я пошёл к главврачу (начальнику медсанчасти). Он давно уже присмотрел нового кандидата на моё место в хирургическом отделении, поэтому воспринял письмо из Москвы положительно. Я попросил его наложить на него резолюцию «не возражаю» и поспешил в профком.

Там я предъявил местному профбоссу эту бумагу и потребовал немедленно снять меня с очереди на получение квартиры. Советский Союз в этом отношении был устроен очень необычно – встать в очередь на квартиру было очень сложно, требовалась куча (или, как сейчас говорят, «пакет») самых разных документов… но не было ничего проще, чем выйти из этой очереди (как и впрочем, любой очереди), и никаких документов вообще не требовалось.

Со справкой «снят с квартирного учёта» и пакетом своих документов я через пять минут покинул профком. Теперь мой путь лежал в самое логово врага – в Горвоенкомат г. Н…– где, как офицер запаса, я состоял на воинском учёте, и куда непреклонно призывала меня повестка…

Я шёл туда пешком, и путь мой был буквально усыпан розами. Напомню, был конец мая 1989 года, и из окон справа звучало соло фальцетом:

А из окон слева дуэт теноров:

Военкомат представлял собою унылое серое здание на улице Низами. На входе в него стояли два стенда с кустарно нарисованными плакатами, на которых честные и постные лица под касками, пилотками и фуражками призывали «Защищать СССР – оплот мира» и «Быть всегда на страже завоеваний социализма».

Мне надо было на второй этаж, в комнату 22, где сидел капитан Кузембаев “Призыв офицеров запаса“. В рассказе "Спасение рядового Мосина" я упоминал капитана Кузембаева, который интересовался судьбой пистолетной пули, застрявшей в позвоночнике рядового. Возможно, это он и был.

Черноволосый капитан с безукоризненным пробором в густых коротких волосах с отливом сидел за столом и разгадывал кроссворд в последнем номере журнала "Огонёк". На передней странице была фотография какого-то оживлённого митинга на Дворцовой площади в Ленинграде с надписью "Земля- крестьянам! Фабрики- рабочим! Власть-Советам (на деле)!"

За ним на стене висел портрет М.С. Горбачёва с юношественно-вдохновенным лицом и значком ВС СССР, а ниже – какие-то графики.

При моём появлении капитан поднял голову и посмотрел на меня поверх журнала.

– Вот… явился по повестке… – объявил я.

Капитан тут же закрыл журнал и пружинисто вскочил со стула. Это был хорошо, молодцевато сложенный брюнет лет 32, с гладко выбритыми щеками, на которых лежал нежный румянец, прямым носом и чёрными, тщательно подстриженными усами – главным украшением лица, которое больше было ничем не примечательно: волевой уставной подбородок, твердая линия нижней губы и двольно бесцветные глаза, смотревшие всё время прямо, как дула спаренных пулемётов. Сверкающие сапоги слитно скрипнули при этом.

Капитан был очень похож на поручика Лукаша из бессмертного романа Гашека.

– Давайте повестку. Военный билет. И паспорт.

Кузембаев сел напротив меня (я остался стоять) и тщательно изучил сперва повестку, а потом и первый лист моего паспорта. Медленно поднял он свою красивую голову. Посмотрел на меня своими бесцветными глазами, как удав на бандерлога.

– Это – призыв,– отчеканил он, не сводя с меня взгляда.

Прозвучало сие так зловеще, что как бы я ни был морально готов к разговору, сердце моё мигом ухнуло в пятки, и с трудом проглотил огромный комок, внезапно образовавшийся в глотке. Я хотел ответить что да, я с этим и пришёл, но эффект от слов капитана не только оглушил, но и онемил меня. Поэтому я посмотрел на него, как бандерлог на удава.

– мы слышим тебя, Каа…

– В соответствии с 31-й статьёй Конституции СССР, – добавил Кузембаев, откуда-то вынул экземпляр Конституции СССР, полистал, нашёл нужную статью и сунул мне под нос. – Читайте!

– Да, я знаю… – наконец, вернулся ко мне дар членораздельной речи. – Я изучал… Готов последовать повестке… Конституции… и призваться в ряды Вооружённых Сил…

Капитан цепко следил за моим лицом, которое, я полагаю, в данный момент было бледным, если не смертельно бледным, поэтому смысл моих слов не сразу дошёл до него. По бесстрастному лицу Кузембаева скользнуло удивление. Этого он от меня явно не ожидал.