Питер Скотт-Морган - В шаге от вечности. Как я стал киборгом, чтобы победить смерть

– Побоялся шуметь, пока ты писал. Но мне интересно, что это за «Пламя Аналакса» такое?

Гей или не гей, он умел хранить секреты, поэтому я ответил правду:

– Именно там лорд Авалон влюбился в Рейлана.

– А Рейлан – это ведь ты? Я верно помню?

– Вроде того…

Все оказалось очень сложно. Три года назад я начал создавать мир, сказочную вселенную, основные события в которой разворачивались в королевстве Салании. Я придумал для нее карты, бесчисленные народы и их культуры, языки и алфавиты, письменность и руны. В четырнадцать я почти все летние каникулы провел за разработкой и изготовлением саланийской арфы – она и сейчас занимает почетное место в моем кабинете. Но самое главное – я сочинил мифы, саги и баллады. Я обожал Толкина, но в свои истории о героях и магии всегда вплетал важную любовную линию двух мужчин. В реальном мире не было ролевых моделей страстной, драматичной и романтичной любви между мужчинами – и я решил исправить это, создав их здесь.

Лежащая на столе великолепная карта, выполненная в духе средневекового фантазийного манускрипта, отражала каждое место, каждую историю, приходившую мне в голову. Все названия что-нибудь значили. У каждого персонажа была биография. И все те долгие месяцы, пока я это записывал, мистер Фиш расспрашивал меня обо всех любопытных словах, которые привлекали его внимание. Он уже знал, что я ассоциирую себя со светловолосым учеником чародея по имени Рейлан, выслушивал бесконечные истории о нем и о лорде Авалоне (похожем на кельта), но сегодня я впервые произнес это вслух: они были влюблены. Я рассказал ему о церемонии, на которой герои признались друг другу в своих чувствах перед всем двором, а потом поцеловались на глазах у собравшейся публики – и с того момента в любом уголке королевства их официально считали супругами.

Мистер Фиш выслушал это не моргнув глазом.

– Ты никогда не пойдешь за толпой, – мягко произнес он. – Помню, как сказал тебе это на вручении школьной награды по искусству, тебе тогда было девять. До сих пор жалею, что ты не выбрал искусство профильным выпускным предметом.

Мы уже обсуждали это год назад, когда мне пришлось выбирать три профильные специальности для изучения в шестом классе.

– Даже литература… бог ты мой, – мистер Фишер снова сел на любимого конька. – В мире искусства ты нашел бы истинное счастье. Ты мог бы стать писателем. Или… – он умолк, будто пораженный новой идеей, – актером! Мистер Роджерс до сих пор в восторге от того, как ты справился с ролью Джона де Стогэмбера. Каждый вечер отыгрывать эмоциональный срыв…

– Я просто рыдал на публику. Младенец бы справился.

– Думаю, в следующем году он сделает тебя звездой спектакля, – подытожил мистер Фиш и тут же неожиданно добавил: – А еще ты мог бы стать режиссером в кино, на телевидении, где угодно. – На его лице одновременно читались раздражение, смущение и сострадание. – Тебе так подходит.

Его гримаса призвана скрыть истинное значение этих слов.

Думаю, я понял, что он имеет в виду, но предпочел сделать вид, будто мы продолжаем обсуждать исключительно мой выбор профильных предметов.

– Я знаю. Театр мне нравится. И я с радостью бы выбрал специализацию в английском и искусстве. И в географии. И в истории. Я уже говорил вам: у меня постоянно такое чувство, будто я родился не в свое время. Леонардо да Винчи не приходилось выбирать между наукой и искусством! Мне больно было останавливаться только на математике, физике и химии. Даже биологию не удалось добавить, а ведь без нее можно ставить крест на карьере в медицине.

– Мне просто кажется, в искусстве ты встретил бы больше людей, которые… – мистер Фиш говорил медленно, тщательно выбирая слова, – думают так же, как ты.

– Но я всегда грезил наукой, всегда. К семи годам цитировал уравнение общей теории относительности Эйнштейна, потому что мне нравилось, как оно звучит.

– Прости…

– Это формула из релятивистской физики, описывающая замедление времени пропорционально скорости передвижения, – я заметил, что он все еще не понимает. – Вот смотрите, если бы я улетел с Земли на ракете, чтобы вернуться обратно через год, совершив полный круг, и первые шесть месяцев ускорялся так же, как предметы, падающие на землю, а потом решил вернуться и сбрасывал скорость каждый раз на ту же величину, к моему возвращению все мои друзья уже умерли бы, ведь на Земле за это время проходит сто лет. Это как магия. Только действует в реальном мире. Мне именно это в науке и нравится: ты можешь что-то объяснить, но магия от этого не исчезает.