Захарий Френкель - Записки и воспоминания о пройденном жизненном пути

Приехав в Киев в назначенный день, я с вокзала на извозчике проехал несколько улиц и остановился в номерах, в которые он меня привёз. Привёл себя в порядок с дороги. Оставив в номере свой небольшой чемоданчик, я вышел на улицу, не записав ни адреса гостиницы, ни номера комнаты. Выйдя, я поискал ближайшую кофейню, зашёл в неё, позавтракал, а затем, посмотрев на часы, отправился в Ботанический сад. Там без труда нашёл аллею и дождался, когда подойдут другие участники встречи. Оказалось, что совещания будут происходить за Днепром, на берегу «Старика» (старого русла Днепра), куда надо было добираться на лодках от определённого лодочного пункта, наняв их у указанного лодочника. По дороге все перезнакомились и, расположившись на сухом луговом берегу, занялись с увлечением обсуждением вопросов, которые были подготовлены одним из организаторов совещания.

Всего было не более 12–14 участников (из Киева, Харькова, Москвы, Дерпта). Беседа велась оживлённо, сразу определилась объединившая всех мысль — на первый план выдвигать социально-экономические задачи, как основную цель, а культурно-политический подъём — как путь для объединения трудовой народной массы. Орудием для работы среди населения является его язык. Нужно готовить и людей, и литературу также и для работы среди украинского народа. Поскольку другой возможности нет — поддерживать и распространять «Хлибороб» и «Народ», посылая туда статьи к подготовке культурно-политических работников и вооружения их не только инструментом — украинским языком, но и прежде всего основным оружием — социально-экономическим пониманием движения трудовых масс к социализму.

Наступил упоительный украинский вечер. В сумерках мы сели в лодки и уже довольно поздно вечером вернулись на лодочную пристань. Выйдя из лодки и распростившись с тремя бывшими в ней товарищами по этой прогулке, я впервые, точно пробудившись после сна, вернулся к реальной действительности. И эта действительность была для меня не так безоблачна и совсем не гармонировала с моим бодрым настроением внутреннего подъёма. В кармане у меня был взятый с собой ключ от моего номера, но адреса номеров, куда утром привёз меня извозчик, я не знал; хуже всего, что я не спросил и не узнал даже названия улицы… Как же мне быть? На всякий случай решил направиться к университету. Его я нашёл. Затем, напрягая все силы моей памяти, постарался восстановить и проделать путь, каким я шёл утром. Мне показалось, что я должен был свернуть налево, чтобы зайти в кофейню, в которой утром пил чай. Как будто одна из кофеен походила на утреннюю, но она была закрыта. Свернув на соседнюю улицу, я прошёл мимо гостиницы, и, идя дальше, подошёл к открытому входу в номера для приезжающих. Точно во сне, не думая, я вошёл в открытую дверь, поднялся по лестнице во второй этаж, повернул в коридоре направо, дошёл до конца коридора, вынул ключ из кармана. Он легко вошёл в скважину в замке, я открыл дверь, и только увидев лежащий на стуле мой чемоданчик, окончательно пришёл в себя, точно проснулся от какого-то забытья. С радостным облегчением стал я вынимать из чемодана дорожные вещи и остатки продовольствия. Бывают же в жизни такие счастливые, хотя, как будто, и маловероятные происшествия!

В первые годы пребывания в Дерпте (до получения стипендии) я для заработка давал уроки и репетировал по древним языкам и по математике, а также по русскому языку. Первый такой урок я получил у издательницы «Dörptsche Zeitung». Она поддерживала отношения с немецкими университетскими кругами. Сын её, ученик 4-го класса, был очень любознательный и, по существу, способный мальчик. Занятия с ним оплачивались довольно скромно, но мне они доставляли удовлетворение понятливостью ученика и быстрыми его успехами в школе после занятий со мною. Именно в связи с этими его успехами я получил предложение от профессора Б. Кербера [29] В своих воспоминаниях Вересаев пишет о Кербере: «Это был тупица анекдотический, почти невероятный на профессорской кафедре» (Вересаев В. В. Указ. соч., стр. 367). заниматься с двумя его сыновьями, учениками 2-го и 4-го класса, сильно отстававшими по многим предметам в школе. В качестве гонорара мне была предоставлена комната и питание: утром кофе подавался мне в мою комнату, а обед и ужин были за общим столом с семьёй профессора.

Профессор Кербер долгое время, до занятия кафедры судебной медицины и гигиены в университете, был врачом на одном из наших военных кораблей. Поэтому он более или менее владел русским языком. Кроме него, однако, никто в семье ни слова по-русски не знал. Весь уклад жизни и обиход определялись и направлялись в доме женой профессора, дочерью пастора, который тоже был профессором теологического факультета в том же Дерптском университете.