Захарий Френкель - Записки и воспоминания о пройденном жизненном пути

Разумеется, это уцелевший осколок старого быта бюргерства провинциального города, не меняющий разобщенности и сословно-классовой розни тогдашнего буржуазно-помещичьего быта дерптского общества, но на минуту создавалась иллюзия общности разных групп и слоёв немецкого, эстонского и русского населения, а для русского студенчества в Дерпте особенно тягостна была именно оторванность от местного населения. Незнание эстонского и немецкого языков было помехой для поддержания связей у русских студентов с местными эстонскими и немецкими общественными кругами. Русские студенты замыкались в своём узком мирке, варились, так сказать, в своём собственном застоявшемся соку, а общественная их жизнь ограничивалась «Конкордией» и редкими вечеринками в университетском «Обществе русских студентов».

В отличие от «Конкордии» Общество русских студентов было организацией с более ограниченным кругом участником его жизни — его постоянных членов. Состав постоянных членов Общества пополнялся из числа гостей, бывавших в Обществе и пользовавшихся его библиотекой, читальней, столовой по рекомендации членов Общества. Выборы в члены Общества происходили после знакомства многих членов Общества с новым заявлением о желании вступить в Общество. В читальне был обширный выбор периодической печати и новых книг. Всегда соблюдалась тишина и обеспечивалась возможность сосредоточиться над книгой.

Членов Общества русских студентов было немного — 20–30 человек. Среди них преобладали люди, не начинающие студенческую жизнь, а по большей части приехавшие в Дерптский университет, чтобы закончить своё высшее образование после ряда лет, проведённых в ссылке. Многие из них были литературно образованными людьми. В то время, когда мы (Деген, я, Косач и другие мои дерптские друзья) вступили в Общество, там пользовались большим уважением Приселков и Омиров, в особенности — последний. Он любовно и внимательно относился к более молодым членам Общества. Под его влиянием пробуждался серьёзный интерес к передовой русской литературе, к литературе Герцена и Чернышевского, Белинского, Добролюбова, Салтыкова-Щедрина. Большим горем была (кажется через год после моего вступления в Общество русских студентов) болезнь и смерть Омирова. Как-то быстро эта болезнь определилась, как скоротечная форма туберкулёза (милиарный туберкулёз). Члены Общества попеременно дежурили у больного. Я помню, как безысходно тяжело было не находить слов и сил для ободрения умиравшего товарища. Смерть его вызвала искреннее горе у всего русского студенчества в Дерпте.

После смерти Омирова известной популярностью в Обществе русских студентов стали пользоваться вернувшиеся из ссылки, заканчивавшие в Дерпте медицинское образование Э. В. Эрнст и Семён Шарый. У них были черты, свойственные некоторым людям, потерпевшим в жизни крушение, — известная усталость от общественного движения, неверие в высокие цели, проявление постоянного скептического отношения к новым общественным течениям. Они посмеивались и подтрунивали над теми, кто серьёзно и упорно изучал Маркса, Энгельса. «Чтобы содействовать революции, не нужно погружаться в материалистическую философию и социально-экономическую науку, нужны решимость, смелость», — говорил Эрнст по поводу нашей попытки ставить в Обществе русских студентов доклады о начавшемся в те годы (1891–1893) философском и социально-экономическом обосновании у нас перехода от народничества к марксистскому движению. Помню, мне пришлось перевести два или три доклада (о полемике Энгельса против Дюринга — «Dührings Umwalzung der Wissenschaft» и о написанном К. Марксом Манифесте 1-го Интернационала о Парижской Коммуне) из Общества русских студентов — в «Конкордию», где эти мои доклады вызвали интерес у молодого студенчества.

С насмешками относились эти «старики» и к вниманию, которое начало проявляться в то время к литературному радикально-социалистическому движению (на украинском языке) И. Франко и Павлика. В связи с этим я и Евгений Викторович Деген вышли из Общества русских студентов. В обоснование своего выхода я послал мотивированное письмо, направленное против разъедающего влияния Шарого.

Теперь этот шаг кажется мне неправильным, так как вместо выхода из Общества, как раз нужно было оставаться в нём и продолжать настойчиво проводить свою линию, а не ослаблять позиции оставшихся в Обществе моих друзей (Левицкого, Малянтовича, Косача, Балака и др.) [25] В своих воспоминаниях лидер партии эсеров В. М. Чернов, характеризуя студенчество Дерптского университета, пишет: «Состав студенчества был вообще красочный. Выделялись недавно вернувшиеся из ссылки народовольцы: угрюмый, молчаливый Эрнст, присяжный шутник и остроумец Шарый; …был и кружок украйнофилов, в центре которого стояли братья Френкели…». См.: Чернов В. М. Записки социалиста революционера. Книга первая. Берлин, 1922. С. 61. .