Захарий Френкель - Записки и воспоминания о пройденном жизненном пути

25 февраля. Целый день неотлучно дома. Немного занимался. Пилил и колол дрова. Беспредельно расстроен гнусным варварством — весь день ломают дом Бедунковичей, невзирая на все ходатайства, слёзы, мольбы глухих старух, в нём живущих. Уже близится весна. Топлива кругом неиспользованного очень много. Теперь возможен уже подвоз торфа из Синявина, но бездушные мерзавцы-бюрократы делают своё подлое разрушение.

28 февраля. Без мучительного волнения и негодования не могу видеть разрушение дома Бедунковичей.

4 марта. В 12 часов воздушная тревога. Только к 3 часам добрался до Дома учёных. У набережной огромные корабли. Колоссальные разрушения замечательных домов с колоннадами в районе Круглого и Аптекарского переулков. Дом учёных — убогий, полупустой, жалкий. Внёс членские взносы (150 рублей). Столовая — харчевня в ночлежном доме или даже нечто много худшее. После двухчасового ожидания — борщ с «хряпой», совершенно несъедобный. Домой обратно на «Полоску» в 6½ часов.

18 марта. Утром с 7 до 9 часов уборка комнаты и надворные работы. Осмотр «зруйнованного» Богдановского участка. Удручает картина бессмысленного разорения, разрушения и расточения. Поистине — унтер-офицерская вдова, которая сама себя высекла.

23 марта. Днём сломали наш забор. Ломают маленькую хибарку Бедунковичей. Отправился говорить с начальником бригады взломщиков и разрушителей. Весь двор среди груд снега и сколков льда завален книгами, рукописями, чертежами, альбомами. Вандалы были более милостивы. Разговоры бесполезны. Трудно отделаться от безнадёжного отчаяния.

24 марта. Утром собирал и кое-как временно ставил забор. Готовил завтрак и обед. В 11 часов ходил в милицию для заверки учётного листка (потратил на это полтора часа). Получил затем в «Горелом» хлеб. На № 18 и № 3 к половине второго дня — в Зубоврачебный институт. До половины третьего прилаживание ремонтированного протеза верхней челюсти с применением нового метода — нанесения на протез растворимой мастики. Кажется, чудесный метод. В хозяйственной части 2-го ЛМИ заверил учётный листок. На кафедре подготовил к сдаче в библиотеку «Больничное дело» и «Советское здравоохранение». День без осмысленного содержания. Пустое, ненужное никому барахтанье. «Не трать, куме, часу, спускайсь до дна»?

Ночью, как и в предыдущие ночи, длительные, повторные воздушные тревоги, разрушенные дома на ул. Мира. Чрезвычайно дружно, интенсивно бьют наши зенитки.

25 марта. Вслед за заходом солнца — воздушная тревога. Защитная работа зениток всю ночь.

26 марта. Смотрел кино «Сталинград». Непостижима выносливость человеческих нервов. Обращает на себя внимание полное отсутствие на экране какой-либо санитарной тематики и слабо представлены сцены сдачи немецкого командования. Изумительно искусство кинооператоров и их смелость.

28 марта. Приезд Зиночки. Нагромождение всё усиливающихся в своей тяжести и невыносимости неприятных положений и известий. Резкое ухудшение здоровья Любови Карповны из-за недостаточного питания в госпитале, ошеломляющая неприятность у Любочки [326]. Немилой становится «Полоска» с постылыми картинами разрушения вокруг: слева — дома Бедунковичей, а справа — Богдановых.

29 марта. К постановке темы (на 1943 год) по коммунальной гигиене — «Обследование внутриквартальных и других пустырей в жилых районах города и выработка на основе данных этого обследования плана восстановительных работ»…

30 марта. В 1 час вышел из дому, чтобы попасть к 3 часам на кафедру до заседания. На № 20 доехал почти до военно-медицинской клиники, но тут воздушная тревога. Прошёл через Литейный мост, у Кирочной не был пропущен из-за воздушной тревоги. Только к половине 4-го добрался, наконец, во 2 ЛМИ. Сильный артобстрел. Новая воздушная тревога. До заседания успел получить продкарту на апрель. Переговоры с Захарьевым о желательности постановки доклада о подсобных прибольничных хозяйствах. В 5 часов в актовом зале открылось заседание Гиг[иенического] об[щест]ва моим вступительным словом.

Вечером опять новая, четвёртая воздушная тревога и артобстрел. Ночевал на Михайловской. Зиночка, как всегда, несмотря на усталость и боли, всё наладила, обеспечила уют и покормила.

1 апреля. Боль и огорчение доставило мне созерцание ужаса разгрома на месте небольшой бани, дома и сада Вали и Толи Бедунковичей: бессмысленно какими-то вандалами сломлена, порублена на части большая серебристая ель, такая чудесная, стройная, красивая — порублена в куски, валяется в грязи.