Захарий Френкель - Записки и воспоминания о пройденном жизненном пути

Любочка искренне страдает. Слова — бесполезны, не нужны. Тяжесть положения, страдания — неизмеримы. Давать советы, просить, убеждать — совершенно бесполезно. Всё равно будут думать и действовать по-своему. Вернулся в госпиталь № 108 («Астория»). Здесь мне уже непереносимо тяжело среди безделья, курения, бессознательной симуляции, обломовщины, зоологической обнажённости инстинкта к еде, перевешивания и борьбы за 5 (!!) граммов хлеба. Полное отсутствие света и днём, и ночью. Ходьба ощупью. Холод, голод, особенно обострённый после приёма пищи (блюдце кашицы!)…Сменили чуть ли не весь персонал, а сущность в том, что и их нужно кормить, иначе — они сами кормятся.

31 января. Волнения о продкарточке. Изумительная любезность, заботливость Н. А. Никитской. Чем и как мне удастся отплатить? Интересные черты директоров завода — Свешникова, Голланда. Чудесный, жизненный, активный, культурный, обязательный человек профессор Хилов.

1 февраля. Огромную и незабываемую услугу оказал мне Борис Борисович Копрянский, доставив карточки из 2-го ЛМИ. Об С. И. Перкале никаких вестей. Это очень меня тревожит и мучает. Из дому прислали письма Зиночка и Любовь Карповна. Письмо Любови Карповны глубоко меня растрогало. Как хотелось бы сделать всё, чтобы облегчить её положение, чтобы она увидела всю искренность моей привязанности к ней и к ним. Какой ценный, активный человек Зиночка, и сколько страданий выпадает на её долю за её неукротимую волю и желание поставить всё по-своему. Получил вечером обратно карточки за январь. Как переслать их в Лесное? О, как мне хочется прочь отсюда, из темноты, иждивенчества, безделья, вынужденного пустого времяпровождения.

3 февраля. На душе — пустота зияющая, серая. Пришибленность.

4 февраля. Утром надумал написать дополнительную записку для зав[едующего] Горздравом: 1) о пуске на трамвайной сети поездов с паровозами для перевозки продуктов и пешеходов. 2) О раздаточных пунктах в домохозяйствах 3) О рыбной ловле в Неве, в озёрах и прудах. 4) О подготовке бригад для выкопки в апреле мёрзлой картошки.

У меня является мысль о лекциях по специальностям в общей комнате перед обедом и в темноте.

В 9 часов — ужин (!) — блюдце размазни и ничего больше. Вой и рыканье диких, изголодавшихся, наполовину пришибленных зверей. Выписывают без предупреждения. Новые — преимущественно молодые артисты. Вечером — принят мой проспект лекционных бесед. На завтра, после обеда — об активной старости. Не знаю, нужно ли и для чего?

Более часа играл Вл. Вл. Софроницкий (очень интеллигентный человек) — Листа — Картина Рафаэля «Обручение», опять — бравурный хорал Баха и пр.

Волнения и страсти в связи с голодным режимом и полным распадом последних намёков на какую-нибудь организацию хозяйства и обслуживания. Безнадёжная и бесповоротная неспособность, потому что все сёстры и «санитарки» — из музыканток и артисток — для пайка. Темно, холодно, без воды, очень мучительно от голода. С каждым днём всё хуже и безнадёжнее. Обстрел по Фонтанке и по каналу Грибоедова. Письмо через Леру из дома.

5 февраля. Оторван от внешнего мира. В 11 час. слушал радио (внизу). Только в 12.30 дали стакан кофе. Если бы не Н[ина] А[лександровна], совсем бы и безнадёжно отощал. На дворе сильный мороз, а в палате — теплее. Начал писать новую записку заведующему Горздравотделом. Обед — в шестом часу: пустые щи и немножко кашицы. Вечером до ужина — моя 2-часовая лекция «Перспективы удлинения жизни и советский гуманизм (элементы статистического измерения длительности жизни)». В темноте, но слушали внимательно.

6 февраля. Утром закончил читать чудесную статью К. И. Шидловского «Деятельность комиссий и правлений Пироговского об-ва». …Е[катерина] И[льинична] принесла письмо от нашего Илика, отправленное с пути в Томск… В 2 часа был у Н[ины] А[лександровны], калорийный баланс только благодаря ей. Затем были доктора. Установлен срок моей выписки из госпиталя на 11 февраля, т. е. в среду на будущей неделе. Не хочется идти в общую комнату, где всё новая публика; оставшись в холодной палате, переживаю волнующие впечатления утреннего посещения Ек. Ил.

Атмосфера вокруг стала ещё мрачнее, ещё беспросветнее: ушли (выписаны) проф. К. Л. Хилов (интересный, жизненный, с перспективой будущего человек) и проф. Г. М. Шполянский — человек устойчивый, жизненно-бодрый и активно благожелательный.

Перед обедом дописал мою вторую записку в Президиум Ленсовета и зав[едующему] Горздравотделом. После обеда с 7.30 до 8.30 — моя вторая лекция об активной старости выслушана была как-будто с вниманием и интересом.