Захарий Френкель - Записки и воспоминания о пройденном жизненном пути

В ближайшие дни я познакомился с рядом работавших в разных отделах губернской управы ссыльных. При их помощи подыскал себе квартиру и съездил в Новгород за семьёй. Квартира, снятая мною, оказалась неудобной и сырой, и мы окончательно поселились в большом деревянном доме с кухней в подвальном этаже, с тремя большими комнатами, верандой и палисадником, примыкавшим к дому с улицы. В этой сухой, здоровой, светлой квартире в доме старого купеческого строительства XVII–XVIII вв. мы прожили два с половиной года. Это был самый неомрачённый, полный напряжённой общественно-организационной и творческой работы период моей жизни.

Первым моим делом было налаживание санитарно-статистического бюро. Организационно оно являлось особым врачебно-санитарным отделом губернской управы, и ближайшей задачей его было обработать все оставшиеся после V губернского съезда земских врачей Вологодской губернии статистические материалы о земско-медицинской сети и об эпидемической и общей заболеваемости населения во всех уездах. Я обратился с письмом к каждому в отдельности участковому врачу с просьбой содействовать объединению врачебной сети и медико-санитарных учреждений всех уездов губернии в единую систему, обслуживающую общее дело — здоровье народа.

К письму были приложены бланки разработанной мною формы с отчётными данными о врачебной сети, её деятельности и распространении за отчётный месяц эпидемических заболеваний и просил ежемесячно присылать на этих бланках итоговые данные. Уже через месяц, сколько помню, откликнулись почти все земские участковые врачи. Мне удалось подготовить к выпуску первого номера врачебно-санитарного обзора Вологодской губернии обзор эпидемических заболеваний. В первые же месяцы я закончил редактирование и пополнение материалами недостающих сведений по нескольким уездам и выпустил в печатном виде «Труды V губернского съезда земских врачей Вологодской губернии».

Благодаря переписке у меня с самого начала сложились очень хорошие отношения, проникнутые взаимным доверием и уважением, со всеми земскими врачами уездов. Летом я объехал ряд уездов и лично познакомился со многими участковыми врачами. При этом я на месте подробно ознакомился в Великом Устюге с очень удачным опытом доктора Левицкого по ведению посемейно-поселковой записи в виде индивидуальной карты всех обращающихся в устюгскую больницу больных из города и уезда. За 15 лет эти карты составили бесценный материал для изучения местной заболеваемости и санитарного состояния населения.

Для получения разрешения на выпуск первого номера «Врачебно-санитарного обзора Вологодской губернии» мне пришлось лично побывать у вологодского губернатора Князева. В беседе со мною он очень хвалился тем, что в той сибирской губернии, которую он возглавлял прежде, он поддерживал самые лучшие отношения с политическими ссыльными. Не читая представленного мною сборника, он сделал разрешительную надпись, заметив: «Надеюсь, Вы меня не подведёте». Очень интересовался и расспрашивал меня о земских проектах улучшения санитарного и эпидемического положения губернии. Держал себя благожелательно, ни в малейшей мере не напоминая новгородского губернатора графа фон-Медема. Я об этом так прямо и сказал ему, поддерживая разговор с ним в тоне совершенно неофициальном. Когда я уходил, он сообщил мне, что запрашивал Департамент полиции о возможности утвердить меня заведующим врачебно-санитарным бюро губернского земства и получил ответ, который мне тут же и показал. В нём директор Департамента полиции Зволянский кратко сообщал: «Допущение к работе в губернском земстве врача З. Г. Френкеля предоставляется на ответственность Вашего Превосходительства». «Ну, я не боясь взял это разрешение на свою ответственность», — закончил Князев.

Много раз пришлось мне заходить и после этого к Князеву за разрешительными надписями к выпуску последующих номеров «Врачебно-санитарного обзора Вологодской губернии». И всякий раз без всяких формальностей получал желательную резолюцию. Речи Князева при открытии губернских земских собраний в 1902–1903 гг. были деловиты, весьма благожелательны к передовым земским начинаниям и отличались особенно большим вниманием к вопросам здравоохранения и улучшения санитарных условий в губернии.

Совершенно необычно для губернатора было то, что он подчёркивал свой «демократизм». Осенью 1904 г., когда я приехал в Кострому и занял место заведующего врачебно-санитарным отделом Костромского губернского земства, однажды совершенно неожиданно он зашёл ко мне на квартиру (за несколько месяцев перед этим он был из Вологды переведён на должность губернатора в Кострому) и в тоне просто старого знакомого журил меня, что я не посетил его, а вот он, пожилой, меня навещает первым. Я с признательностью вспоминаю теперь благожелательное попустительство Князева, как губернатора, обязанного «тащить» и «не пущать», к прогрессивным земским начинаниям и лично ко мне. Но эти воспоминания омрачаются и перекрываются у меня более поздними тяжёлыми воспоминаниями о ноябре 1905 г., когда тот же костромской губернатор Князев стал попустителем черносотенного погрома и избиения полицией молодёжи, когда, разумеется не без согласования с ним был произведён у меня обыск и захват всяких земских бумаг. Вспоминаю также, что когда в 1906 г. колесо фортуны повернулось и я стал членом Государственной думы и однажды случайно лицом к лицу столкнулся с благодушно улыбающимся тогда уже генерал-губернатором Князевым, я не пожал его протянутой руки, а быстро прошёл мимо.