Юлия Сидорова - Между полами. Кто такие интерсекс-люди?

Жаркий июньский день, светит летнее солнце, мне 18 лет. Мы с мамой возвращаемся от гинеколога и обе плачем. Грубоватый врач впервые озвучил мой диагноз: «Матки и влагалища нет, рожать не сможет». На робкое мамино «И что с этим делать?» последовал незамедлительный ответ: «Ну не свою же вы ей матку отдадите. Вот соберется замуж, приходите, сделаем влагалище». В голове только одна мысль: «Почему я?» С мамой или кем-то еще мы это не обсуждаем – все считают, что говорить о таком неудобно, стыдно и страшно. Я задвигаю себя и свои чувства в далекий ящик с названием «Учеба», чуть позже – «Работа». Где-то в перерывах между пытаюсь растягивать влагалище фаллоимитатором из секс-шопа, который мне купила мама, поборов свою стеснительность. Кстати, по совету все того же врача, который в случае неудачи предложил мне «всегда заниматься сексом анально».;) Отличный совет для робкой 18-летней девушки с самооценкой минус сто. Но делаю я это редко и без особой уверенности, считаю каждый миллиметр и мечтаю о волшебной операции, которую можно сделать, когда «соберусь замуж». Кажется, что этот замкнутый круг не разорвать.

Мне 25, я понимаю, что дальше так жить нельзя. Я до сих пор не имела близости с мужчинами, всех от себя отталкиваю и считаю, что секс, любовь, семья – не для таких, как я. Впервые рассказываю о себе лучшему другу и нахожу у него поддержку. Из интернета узнаю название своего диагноза и натыкаюсь на группу «ВКонтакте». Мне страшно туда вступать, но все же решаюсь. И вот он – момент откровения; приходит осознание, что я такая не одна, нас там больше трехсот человек, многие имеют своих или усыновленных детей, мужа, любимого человека. Оттуда я узнаю, что операцию лучше вообще не делать и еду в Москву на процедуру бужирования (растягивания влагалища). Все это вперемешку с походами к местным врачам, где испытываю жуткий стыд, когда говорю о себе, и все время плачу на приемах, куда приводят посмотреть на меня всех жаждущих знаний гинекологов и интернов. Чувствую себя экспонатом в Кунсткамере.

Мне 26, я впервые собираюсь заняться сексом со своим мужчиной. Он ничего не знает о моем диагнозе и о том, что у меня это будет впервые. Мне очень страшно; пока он в душе, я переписываюсь с подругой из группы поддержки, и она пытается меня успокоить и приободрить. «О Боже, я могу заниматься сексом и получать от него удовольствие! Чего я так боялась раньше?!» – мои первые мысли после.

Мне 30, я расстаюсь со своим вторым партнером, потому что он не представляет будущего с женщиной, которая не может сама родить детей. Суррогатное материнство он считает неприемлемым. Но приемлемо встречаться со мной сейчас, а потом жениться на ком-то другом.:) К счастью, это уже неприемлемо для меня.

Мне 33, я переезжаю жить и работать в другую страну, много путешествую. В моей жизни было достаточно секса, чтобы закрыть для себя гештальт «неправильной» женщины. Я могу дарить и получать удовольствие, могу стать мамой, если мне этого захочется и, да, я наконец-то могу спокойно говорить о своей особенности.

Конечно, это был долгий путь принятия себя, работы с психологом. Мне очень помогли желание и возможность поддерживать других таких же девушек. В 2015 году я создала сайт поддержки для нас, стала активно общаться с девочками из США, Австралии, Канады, которые открыто говорили о себе. И какое счастье видеть, что сейчас то же самое происходит в России и странах СНГ.

Мне до сих пор бывает грустно, но я больше не стыжусь этих чувств. Я знаю, что путь принятия себя – длиной в жизнь, у каждого свои темп и скорость. Я не говорю о своей особенности открыто со всеми, но мне больше не страшно, если кто-то случайно узнает. Я могу спокойно обсуждать это с близкими.

Я не знаю, посчастливится ли мне встретить своего человека, но уверена, что достойна этого, как и миллионы остальных женщин и мужчин. Наличие или отсутствие матки не определяет мои женственность и гендер, тем более социальную значимость и ценность.

Я родился в конце 1980-х годов в обычной российской семье, состоявшей из моих родителей, бабушек и меня. Был записан в документах женским полом и назван девчачьим именем. С последним, сколько себя помню, был не согласен, а помню я себя с трех лет. С самого раннего возраста я был твердо убежден, что «это взрослые, как всегда, все перепутали», что я вырасту мужчиной и буду как отец, и не важно, что родители пока что этого не замечают, со временем заметят.