Игнац, очаровательный белокурый наркоман, все время уговаривал нас с Мэттом поставлять ему товар, хотя мы понимали, что шансы получить с него за это деньги были минимальны. Он все же сумел вовлечь меня в одну веселую аферу. Однажды в обмен на кокаин я получила большую партию опиатного обезболивающего препарата дилаудида – лекарства, в два раза более мощного, чем героин. Для того чтобы понять, как он действует, я начала колоть его себе в смеси с кокаином и героином. Добавление дилаудида обогатило мой наркотический опыт довольно приятным ощущением мурашек, бегущих по коже. Это было неплохое дополнение к бодрости кокаина и безмятежности героина. Я втянулась в инъекции тройной смеси.
Однажды после нескольких таких экспериментов я нарвалась на передозировку. Я начала спотыкаться о мебель и кричать: «О, мои детки!», а потом практически перестала дышать. Мы с Мэттом находились в спальне, а Игнац сидел у нас в гостиной. По звукам, доносившимся из спальни, он предположил, что мы занимаемся сексом, и не стал нарушать наше уединение. Но время шло, и вдруг из спальни вышел Мэтт, и тогда Игнац поинтересовался, что происходит в спальне.
Они оба сильно встревожились и принялись сильно трясти меня, стараясь привести в чувство. Мэтт потом рассказывал, что они подумали, будто у меня какой-то припадок. Я плохо помню, что тогда происходило, помню только инъекции и усиление тяги после каждой из них. Потом я очнулась в слезах, сидя в туалете с ощущением, что душа покинула тело. Я плакала, потому что думала, что умерла. Потом я наконец потеряла сознание. Утром я проснулась совершенно невредимой, если не считать того, что я совершенно не помнила, что происходило между последней инъекцией и пробуждением в туалете.
Вспоминая об этом, я не перестаю удивляться своему везению. Каждое из подобных приключений могло закончиться смертью или необратимым повреждением мозга. Всякая инъекция, для которой я употребляла чужую иглу, могла привести к заражению ВИЧ, гепатитом C или другой потенциально смертельной инфекцией. Моя жизнь приняла несколько иной оборот, когда я познакомилась с человеком, который научил меня предохраняться от переносимых с кровью инфекций. Я стала активисткой, и это здорово помогло моему исцелению.
Но ведь до всего перечисленного эта молодая женщина (я) панически боялась даже таких развлечений, как американские горки, не отваживалась водить машину, и, конечно, не интересовалась более рискованными занятиями, например затяжными прыжками с парашютом или скалолазанием, и просто каменела от мыслей о смерти. И вот теперь она безоглядно предалась наркотикам, нисколько не задумываясь о последствиях и угрозе собственной жизни. То, что я сейчас пишу, наполняет меня стыдом и ужасом. Я до сих пор не могу понять моего тогдашнего поведения. Однако мои действия полностью соответствовали нашим нынешним знаниям о том, как юношеский мозг придает первостепенное значение ценности вознаграждения, не сознавая при этом связанного с ним риска. Путь, которым подросток или юноша приходят к такому поведению, является важной частью обучения зависимости.
Исследования профессора Корнельского университета Валери Рейны о том, как извращаются решения молодых людей относительно возможного риска, кажется, противоречат интуитивному здравому смыслу. Рейна полагает, что главной причиной недооценки риска со стороны подростков и молодых людей является не их избыточная эмоциональность, а, наоборот, избыточная рациональность. Несмотря на то что мое поведение в подростковом возрасте и в ранней молодости представляется мне теперь абсолютно иррациональным, исследования Рейны помогли мне найти в нем смысл.
Как уже было сказано выше, данные многих исследований говорят о том, что подростки и молодые люди часто значительно переоценивают шансы неблагоприятного исхода таких вещей, как секс или употребление наркотиков. Когда, например, сексуально активных девочек-подростков спрашивали о шансах заразиться ВИЧ-инфекцией, они оценивали риск в 60 процентов. В то время реальный риск в Америке не превышал 1 процента.
Но даже такое преувеличенное представление о риске не отпугивало молодежь. И дело не в том, что подростки не оценивают риск. На их оценку влияют два очень важных фактора. Во-первых, для молодых людей всегда более значима сиюминутная выгода: перспектива немедленного вознаграждения перевешивает страх последствий, которые если и наступят, то много позже. Во-вторых, подростки путаются в рассуждениях, когда оценивают негативные последствия, а одновременное курение травки не способствует здравым суждениям. К тому же, если вы никогда в жизни не сталкивались с какой-то проблемой, то не знаете, какие факторы надо учитывать при ее решении.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу