Майа Шалавиц - Жизнь и ее суррогаты. Как формируются зависимости

Психологическая зависимость рассматривалась в морально-нравственном аспекте. Считали, что наркоман, вследствие своего слабоволия, эгоизма и дурного характера, утратил контроль за своим разумом. Согласно такому делению, физическая зависимость была реальной, а психологическая существовала исключительно в голове и была, следовательно, мнимой. К несчастью, как показали на своем собственном горьком опыте люди, подобные мне, физическая потребность в наркотике для того, чтобы избежать симптомов отмены, не является главной проблемой. Гораздо большее значение имеют психология и обучение (лучше сказать, научение). Летом 1988 года моей жизнью безраздельно управляла именно такая психология.

Одним из любимых слов Мэтта было слово «вонь», и оно очень хорошо описывало условия нашего проживания тем памятным летом. Наша квартира представляла собой большое пространство, поделенное на четыре скудно обставленные комнаты. В одной – спальне – на полу лежал запятнанный хлопчатобумажный матрац, а по другим комнатам были разбросаны книги, комиксы, компакт-диски, и стояла качественная стереосистема. Из мебели были несколько столов и стульев.

По всей квартире были разбросаны типичные предметы наркоманского притона: гнутые, почерневшие ложки и стеклянные трубки для плавления и курения кокаина. Оранжевые колпачки шприцев валялись на почерневшем нестиранном белье. В углу спальни стоял древний компьютер с игольчатым принтером, на котором я печатала статьи для журнала потребителей марихуаны «Время летать» (это была моя первая общенациональная колонка, которую я вела под псевдонимом «Боля Мене»; называлась эта колонка «Ссаный патруль» и была посвящена анализам мочи на наркотики).

В другом углу красовался кошачий туалет. Рядом с ним обычно валялся наш длинношерстный кот Смик, помахивая пушистым роскошным хвостом. Этот Смик был единственным существом, которое по-настоящему любили. Короче, мы жили в грязи и беспорядке. Мы часто забывали менять кошачий туалет, и Смик, в знак протеста, делал свои дела рядом с ним, иногда на газеты и брошенную на пол одежду.

В это же время Мэтт вдруг озаботился своим здоровьем и стал почему-то страшно бояться, что его арестуют пожарные. Куря, он всегда опускал жалюзи и, время от времени, опасливо выглядывал на улицу: не едут ли за ним пожарные? Этот некогда чеканно-остроумный и артистичный еврейский мальчик из Лонг-Айленда теперь целыми днями сидел в одной и той же футболке посреди гор мусора, убежденный в том, что кокаин разрушает его пищеварительный тракт. Остановиться он, однако, не мог.

Каждое утро я давала себе клятву, что сегодня не буду колоть кокс, зная, что это приведет лишь к тревожности, навязчивости и паранойяльным мыслям (правда, моя паранойя не была связана с пожарными!). Собрав все силы, я тащилась на метадоновую программу – думая, что я страдаю физической зависимостью от героина, я принимала метадон, надеясь потом пройти детокс и вернуться к нормальной жизни.

Я была тогда насквозь пропитана парадоксальным американским взглядом на зависимость, то есть была уверена, что это – одновременно моральная и медицинская проблема. Однако я не могла смириться с тем, что моя зависимость была моральной проблемой; я считала, что мой разум – единственное, что я всегда в себе ценила, – не мог оказаться слабым и испорченным. И я сказала себе, что это только физическая зависимость и ничего больше, и поэтому мне поможет метадон.

Идея заключалась в том, чтобы «отучить» меня от нелегального опиатного наркотика с помощью безопасного наркотика, который я должна была получать в снижающихся дозах на протяжении полугода. Для начала в центре проведения метадоновой программы мне назначили первую, «стабилизирующую» дозу, которая, как я теперь понимаю, оказалась слишком маленькой. Эффективная доза метадона варьирует от пациента к пациенту, но обычно составляет 60 миллиграммов (мне назначили 30). Прием метадона не вызывает эйфории, но постепенно уменьшает тягу к героину. В такой дозе метадон препятствует появлению эйфории после инъекции тяжелого наркотика в случае рецидива. У себя я такого эффекта не наблюдала.

Но, даже если бы мне в самом начале дали адекватную дозу, то это не сыграло бы никакой особой роли. Мне сразу начали снижать дозу, хотя уже в то время многими исследованиями было доказано, что такой метод использования метадона является неэффективным. Как и предсказывали результаты тех исследований, по мере того, как мне снижали дозу метадона, я повышала себе дозу героина. Все мои потуги были, конечно же, тщетными, так как физическая зависимость никуда не делась. Я чувствовала себя зверем, загнанным в ловушку. Мною едва не овладела полная безнадежность.