Майа Шалавиц - Жизнь и ее суррогаты. Как формируются зависимости

Когда людей начинают ценить другие, они начинают ценить сами себя. Даже если они не могут отказаться от употребления наркотиков, то тактика уменьшения вреда привносит в отношения тепло и поддержку, в которой так сильно нуждаются травмированные и выброшенные на обочину жизни люди. Так как очень важно умение справляться с последствиями травм, то тактика уменьшения вреда позволяет создать фундамент для роста такой способности. Уменьшение вреда – противоположность суровой любви – это безусловная доброта и проникновенность, которая стороннему наблюдателю может показаться неисправимым уродством с удивительными проблесками возвышенной неземной красоты.

Мой разрыв с 12-ступенчатыми программами начался, когда я присоединилась к движению уменьшения вреда и стала интересоваться научными данными о природе наркотической зависимости. Тем не менее я не выступала против таких программ до тех пор, пока у меня, после семи лет воздержания от наркотиков, не развилась серьезная депрессия. Я никогда не была догматичной поклонницей ступенчатых программ, безоговорочно верившей в то, что улучшение, достигнутое приемом психотропных препаратов, нельзя считать «истинным выздоровлением», а именно такое отношение доминировало на встречах анонимных алкоголиков в восьмидесятые и девяностые годы. Действительно, я побуждала многих моих друзей, страдавших депрессией, обращаться к психиатрам и следовать их рекомендациям, несмотря на широко распространенное предубеждение и внутреннее сопротивление. Я всегда считала, что пренебрегать врачебными рекомендациями очень опасно, а официальная позиция общества анонимных алкоголиков отвращала его членов от «игр с докторами». В конце концов, я и сама долго воздерживалась от приема психотропных лекарств. В какой-то степени и я прониклась идеей о том, что «боль – это пробный камень любого духовного прогресса» и что «избегание» любого эмоционального страдания посредством приема лекарств является опасным и бесполезным делом.

Мне только предстояло понять, что чрезмерные страдания могут в еще большей степени ухудшить жизнь, чем даже наркотическая зависимость: одиночество на фоне эмоционального или физического страдания может быть хуже, чем одиночество на фоне внутривенного введения наркотиков. Не осознавала я и моих собственных предубеждений, которые заставляли меня свысока смотреть на людей, участвовавших в метадоновых программах или принимавших по рекомендации психиатров антидепрессанты.

Однако в 1995 году я сломала эту стену предубеждения. В то время я стала бояться всего и вся. Ничто не приносило мне радости; мало того, я просто не могла чувствовать себя нормально. Большую часть периода полного воздержания от наркотиков, даже в худшие моменты, меня мотивировала работа, но теперь и она казалась мне никчемной и бессмысленной. Расплакавшись однажды на работе, я поняла, что ждать больше нечего, и пошла на прием к психиатру. Психиатр назначила мне антидепрессант из класса лекарств, усиливающих действие серотонина.

К своему удивлению, приняв в первый раз таблетку золофта, я сразу вспомнила свои первые ощущения от развлечений с легкими наркотиками – психоделическими субстанциями. Вскоре после того, как я проглотила эту первую таблетку, у меня возникло ощущение, знакомое по приему ЛСД. Ощущение сначала возникло в области желудка, и я поняла, что сейчас начнутся странности. (Вероятно, все дело в том, что и ЛСД, и золофт действуют на одни и те же серотониновые рецепторы, которые – как это ни странно – в большинстве своем находятся в кишках, а не в мозге). Действительно, очень скоро у меня появились легкие галлюцинации. Стоило мне закрыть глаза, как перед моим внутренним взором стали возникать ярко окрашенные геометрические фигуры – такие же, какие я видела на фоне приема кислоты. Иногда я продолжала видеть эти фигуры, даже когда открывала глаза, особенно если смотрела на голую стену. Я позвонила психиатру и рассказала о галлюцинациях, и врач посоветовала вдвое уменьшить дозу. Я отнеслась скептически к этой рекомендации, но все же выполнила ее.

Через два дня психоделические явления действительно прошли, но симптомы депрессии и отсутствия радости жизни остались. Мне даже стало скучно без галлюцинаций. В тот момент я поняла, почему продолжала принимать кокаин даже после того, как он совершенно перестал доставлять мне удовольствие. Конечно, введение кокаина стало химически запрограммированной навязчивостью, но сыграло свою роль и отвлечение хоть на какие-то ощущения, вырывавшие из полной серости моего тогдашнего бытия.