Генри Джей Пшибыло - Обратный отсчет. Записки анестезиолога

– О черт!

Будь это действительно сообщение об осложнении, мое сердце вряд ли заколотилось бы сильнее.

– Что вы сказали?

– Я скоро приду!

Бросив трубку, я бегом кинулся назад в операционную. Ее уже полностью убрали, вывезли белье и выкинули мусор. Я поискал на полках, в тележках, ящиках – безрезультатно. Спросил медсестру, не попадался ли ей медальон, но она не участвовала в операции и просто следила за порядком в операционной, так что понятия не имела, где он может быть.

– Я не видела никакого медальона, доктор. Я только что пришла.

Операционные сестры уже разошлись, искать помощи было не у кого. Сердце у меня упало.

– А что делают с простынями после операции?

– Отправляют в стирку. Кладовая для грязного белья сразу за анестезиологическим складом.

Тысячу раз я проходил мимо этой комнаты, но не знал, зачем она нужна. Только бы успеть попасть туда, прежде чем белье увезут стирать! С трудом переводя дух, я распахнул дверь, и моим глазам предстала гора красных мешков. Грязные простыни после операций заталкивали в большие красные пластиковые пакеты и относили сюда. Вдоль задней стенки шестиметровой кладовой были свалены десятки таких пакетов с простынями, салфетками, полотенцами и покрывалами, накопившимися за целый день операций, – куча высотой метра полтора. Полагая, что недавно принесенные пакеты лежат наверху, я начал по одному вскрывать и обыскивать их. Никакого медальона. Перерыв с десяток мешков, я был вынужден сдаться.

Повесив голову, я поплелся в реанимационный блок.

Пришлось набраться мужества, чтобы посмотреть родителям Ника в глаза.

– Мне очень жаль. Я везде искал, – сказал я голосом, который приберегаю для самых печальных новостей.

– Не беспокойтесь, доктор Джей, – ответила мать Ника. – Ничего страшного.

Казалось, ее больше расстроили мой унылый вид и мое отчаяние, нежели утрата медальона.

– Нет-нет, это непростительно!

– Ну что вы! Честное слово, ничего страшного!

Несмотря на успешно проведенную операцию, которой следовало гордиться, я был раздавлен.

– Что произошло? – в тот вечер спросила меня за ужином жена.

Я не смог скрыть разочарования.

– Я утратил бога.

– Ты ЧТО?

– Потерял медальон со Святым Христофором.

Воспоминания о событиях дня нахлынули вновь; я чувствовал себя отвратительно.

Ник быстро поправился и меньше чем через неделю выписался домой.

Происшествие с медальоном не оставляло меня. В груди кололо, словно булавку воткнули мне прямо в кожу; боль не давала забыть о моей провинности. Поговорка о том, что ни одно благое дело не остается безнаказанным, постоянно приходила на ум. Всяким сентиментальным ценностям – от мягких игрушек до иконок, – служащим для утешения то ли родителей, то ли детей, не место в операционной. Не бери их с собой, и ничего не потеряешь. Но я так не могу.

В бесконечных книгах и статьях по детской анестезиологии подробно описывается, как правильно давать детям наркоз, но там ничего не сказано про то, как заботиться о маленьких пациентах и их родителях. Я всегда считал и продолжаю считать, что любой амулет, талисман, молитвенник или другой религиозный объект, способный облегчить тревогу пациента или его родных, следует брать в операционную, чтобы он был рядом с больным все время операции. С того момента я начал специально следить, чтобы ни один пациент не потерял своего талисмана, находясь под моим присмотром. Больше у нас ничего не пропадало.

Примерно полгода спустя я обнаружил на двери своего кабинета записку со знакомым номером телефона.

– Здравствуйте, доктор Джей. К вам можно обратиться?..

Отец Ника. Как всегда, отец.

– Ну конечно!

Он разговаривал все так же приветливо.

– Я очень рад, что вы все равно выбрали меня.

– А почему нет?

На этот раз Нику предстояла несложная ревизионная процедура; она прошла в назначенный день, без осложнений, и он быстро вернулся в палату.

Примерно через полтора часа я получил вызов. Сестра просила прийти и повидаться с его родителями еще раз. Они встретили меня, лучась улыбками.

– Доктор Джей, мы тут хотели спросить: может, вы знаете, откуда у Ника на кровати вдруг взялся Святой Христофор? – спросил его отец. И поднял на ладони медальон.

Пораженный, я застыл на месте. А потом улыбнулся в ответ:

– Пути Господни неисповедимы.

Выйдя из палаты, я вдруг ощутил, что колющая боль в груди, напоминавшая об утрате медальона, вдруг исчезла.