В.П Осипов - Курс общего учения о душевных болезнях

Значительное количество движений здорового человека, особенно привычных, даже весьма сложных, совершается автоматическим путем. В патологии душевной жизни наблюдаются случаи, когда способность ясного сознавания прекращается на более или менее продолжительный период времени, и когда все поведение человека направляется и регулируется процессами несознаваемой душевной области; человек живет автоматической душевной жизнью; утрачивая прежнюю ясность сознания, которое оказывается обыкновенно пониженным и резко суженным, он продолжает, однако, действовать, обнаруживая сложное поведение, выражающееся в координированных с внешней стороны актах; по содержанию своему эти акты часто оказываются совершенно неуместными и не вызванными разумными мотивами; поступки такого человека направляются влияющими на него случайными внешними условиями или внутренними побуждениями, приобретающими господствующее значение вследствие отсутствия конкурирующих представлений. При этом очень заметно нарушается определенный характер личности человека, требующей для своего проявления ясного сознавания; поэтому лица, находящиеся в состоянии автоматизма, могут и действительно обнаруживают несвойственные им поступки, привлекающие внимание окружающих своею странностью, неприличием, опасностью и даже жестокостью.

Состояние автоматизма развивается быстро, неожиданно для наблюдателя; больной сразу переходит из состояния с ясным сознанием в область автоматической душевной жизни; психические процессы, требовавшие для своего развития ясного сознания, прерываются; автоматическая душевная жизнь не связывается с нормальною сколько-нибудь прочными ассоциативными комплексами, вследствие чего больной в состоянии автоматизма не помнит событий предшествующей жизни, он часто не узнает даже очень близких ему лиц; когда состояние автоматизма заканчивается и больной снова переходит в свое здоровое состояние, то по тем же самым причинам он не помнит переживаний автоматического периода; в его памяти появляется пробел; в некоторых случаях, если помрачение сознания больного не было слишком глубоким, удается, напр., путем гипнотического внушения, вызвать у больного какое-нибудь воспоминание из автоматического периода, а в дальнейшем, постепенно устанавливая ассоциативные связи, восстановить пробел памяти и более существенно; но это удается далеко не во всех случаях. В главе о расстройствах памяти были приведены случаи раздвоения личности, в которых больные, находившиеся в состоянии а, не помнили, что происходило с ними в состоянии б; с изложенной точки зрения понятно, отчего это происходит, понятно также, почему в каждом из состояний помнятся события, происходившие в предшествующих аналогичных состояниях. Хорошей иллюстрацией автоматических состояний представляется приведенный нами в главе о расстройствах памяти случай Naef'a 242). Со стороны биологического обоснования следует смотреть, на состояния автоматизма, как на результат такого патологического изменения нервных элементов мозговой коры и происходящих в них физиологических процессов, при котором сосуществующие им психические процессы не достигают той степени развития и совершенства которым обеспечивается наличность ясного сознавания.

Автоматизм наблюдается при истерии, при эпилепсии; поэтому различают истерический и эпилептический автоматизм; некоторыми авторами выделяется еще автоматизм алкогольный 525); однако, самостоятельность этой разновидности оспаривается, и она рассматривается, как эпилептически автоматизм, выявляющийся под влиянием токсического действия алкоголя (agent provocateur). Патологический автоматизм обыкновенно сопровождается сумеречным состоянием сознания, но не каждое сумеречное стояние может определяться, как состояние автоматизма. Так как лица находящиеся в состоянии автоматизма, обнаруживают известную деятельность, — ходят, разговаривают, совершают ряд поступков, иногда очень сложных, напр., предпринимают целые путешествия, то такого рода патологический автоматизм известен под названием амбулаторного автоматизма.

Случай эпилептического автоматизма. В 1907 г. в N-ском военно-окружном суде рассматривалось при участии экспертов дело о покушении казака на жизнь офицера, происшедшее при следующих обстоятельствах: молодой казак, призванный для отбывания лагерного сбора в один из провинциальных городов выехал верхом в поле, на котором офицер производил манежное учение; казаки верхом расположились полукругом, в центре которого стоял командовавший офицер; промежутки между отдельными казаками равнялись 1 — 1 1/2 саж. Вдруг офицер увидел, что прямо на него мчится молодой казак, производя обнаженной шашкой движении рубки; офицер уклонился в сторону, избегнув удара; казак промчался сквозь строи описал круг и снова помчался на офицера, которому опять удалось благополучно избегнуть удара; казаки погнались за покушавшимся, остановили его и сняли с лошади; он не оказал никакого сопротивления, весь дрожал, лицо его было багрового цвета; его отвели в больницу, где он пролежал три дня, никого не узнавая, произнося отрывочные слова и часто упоминая, слово «японцы»; через три дня он пришел в себя, был очень слабым и не только ничего не помнил о случившемся, но не помнил целого ряда предшествовавших дней, приблизительно около недели; нить его воспоминаний прервалась на том, как он вместе с другими казаками выехал из станицы для отбывания лагерного сбора. Между тем, из показаний свидетелей выяснилось следующее: молодой казак страдал с детства судорожными припадками, повторявшимися время от времени; зная это, родные поручили его на время лагерного сбора старому казаку; выехали утром, и начало путешествия шло благополучно; после полудня с молодым казаком произошла какая-то перемена, при чем он обнаружил странное поведение: он остановил лошадь, быстро выпряг ее из телеги вскочил верхом и погнал в поле; спутники поскакали за ним, поймали его и привезли обратно; усадив его на телегу, продолжали путешествие; заночевали в поле на берегу крутого оврага; молодой казак все время молчал; несмотря на дождь, он вышел из палатки и провел ночь под открытым небом; утром, когда пили чай, он собрал свои пожитки и гостинцы, данные ему в дорогу, и вместе с сундуком бросил все это в овраг. Такое поведение показалось окружающим настолько странным, что они решили обратить на него внимание по прибытии в город; для такого заявления обнаружилось еще новое основание, так как X. явился на сборный пункт, вооруженный вместо копья одним, древком, с которого предварительно снял наконечник. Спутники X. рассказали офицеру о всем его поведении, аттестовав его, как больного человека; но офицер отнесся легко к их заявлению, махнул рукой и сказал, что не стоит заводить дело из-за нескольких недель лагерного сбора, как-нибудь сойдет. Однако, когда на следующий день утром казаки выехали на ученье, X., ехавший рядом со своим спутником, несколько отстал; по заявлению спутника, он вдруг схватился за живот и побледнел; остановили лошадей, от'ехав в сторону; X. спешился с целью упражнения, но при этом он вынул из ножен шашку и воткнул ее в песок; затем он снова сел верхом, сначала поехал медленно, затем вдруг с криком поскакал в поле, производя движения рубки; описал дугу и повернул на манежный строй казаков, где и произошло описанное в самом начале. Свидетели события об'яснили, что X. скакал не столько на офицера, сколько мимо офицера, почему последнему легко удалось избегнуть удара шашки, лишь наклонившись и отойдя в сторону. Суд согласился с мнением экспертов о болезненном состоянии X.