Михаил Кириллов - Врачебные уроки (сборник)

Просятся на бумагу два случая из моей врачебной жизни.

В 1963 году я работал клиническим ординатором в Военно-медицинской академии в Ленинграде в терапевтической клинике Н.С.Молчанова, вел палату на 8 больных. Один из них был сорокалетний житель поселка Рощино Ленинградской области, страдавший постмиокардитическим кардиосклерозом. Постепенно ему становилось лучше: отеки сошли, и он готовился к выписке. Им заинтересовался профессор Молчанов и даже продемонстрировал его на лекции слушателям. Больной выписался. Однако через полгода он неожиданно появился у меня дома. Было это в начале зимы. Я с семьей жил тогда в общежитии недалеко от Обуховского завода, довольно далеко от центра города.

Больной пришел с мешком на спине. Было уже около 8 вечера. Мы его усадили, расспросили. Оказывается, ему вновь стало похуже: усилилась одышка, появился кашель по ночам. Лекарства уже перестали помогать, и он поехал в Ленинград, в нашу клинику. Узнал мой адрес и приехал, чтобы попросить госпитализировать его, помня о прежнем хорошем результате лечения.

Нас с женой очень смутило то, что он, задыхаясь, тащил для нас через весь город мешок с картошкой. Помимо этого, он вытащил и положил на стол кусок сала килограмма на два, завернутый в белую ткань. Дети мои с интересом уставились на гостя. Дочка Машенька тогда ходила в 1 класс, а Сережке было 1,5 годика. Жили бедновато, тем более тот год был не урожайный и продавали хрущевский кукурузный хлеб, а звание мое было всего лишь капитан. Мы его, конечно, накормили тем, что было. Я пообещал завтра же с утра положить его и велел ему подойти в клинику к 10 часам утра. По морозцу проводил его до трамвая. Оказалось, что ночевать он будет на московском вокзале, сидя в зале ожидания. Я стал клясть себя уже не только за то, что сердечный больной нес для меня продукты, но и за то, что не предложил ему остаться и переспать у нас хотя бы на полу (больше-то и негде было).

Проводив его, я вернулся и рассыпал картошку под диваном (еще нехватало, чтобы сволочная соседка допытывалась завтра, откуда гость и что принес). Спали плохо, как будто совершили что-то ужасное. Но утро было как утро, и соседка ничего не пронюхала. По прибытии в клинику я устроил больного в палату, и только убедившись в этом, успокоился. Больной и в этот раз поправился, хотя и пролежал не меньше месяца. С тех пор я не люблю сало. Такое время было, так нас воспитали.

Другой случай произошел в 1975 году, в Саратове. Зав. отделением попросила проконсультировать больного. Оказалось, больной был военным летчиком в отставке. Сопровождала его жена – врач. Еще когда больной поднимался к нам по лестнице, было заметно, как он задыхается. При его расспросе и осмотре стало ясно, что у него эмфизема легких и бронхиальная астма.

Амбулаторное лечение было бы неэффективно, было ясно, что его надо госпитализировать к нам в легочное отделение. Объявив это решение, сказав, когда ему нужно прийти, я встал и уже собирался распрощаться, как из кармана его жены появился конверт, из которого торчали купюры. Конверт подвинули мне, я стал энергично отказываться и конверт отодвинул, но все повторилось. Я говорил, что у нас это не принято, что он и я военнослужащие и одно это исключает такое проявление благодарности, к тому же за еще не сделанное дело. Сцена повторялась, и когда мы шли к лестнице. Закончилось тем, что они таки ушли, унеся с собой злополучный конверт. Борьба утомила, я потом целый час не мог успокоиться.

Это было летом. Я узнал, что мой летчик с астмой лег в палату и, зайдя в нее, я сначала посмотрел ранее лежавших больных, а потом уж подошел и к нему. Уходя, я пожелал всем им успешного лечения. На следующий день я ушел в отпуск и совершенно забыл об этой истории. На ноябрьские праздники к нам из Евпатории приехал отец, ему тогда только что исполнился 71 год. Ранним утром 7 ноября я сидел за столом, корпел над докторской диссертацией, Утром хорошо работать, никто не мешает, все спят. В 8 утра в дверь позвонили. Я открыл входную дверь и, не успев разглядеть гостя, застал его уже в квартире. Это был мой знакомый летчик. Маленький, верткий и довольно шумный. Он стал громко благодарить меня, сообщая, что астма его оставила настолько, что он свободно водит машину. Потом он стал совать мне все тот же злополучный конверт с деньгами. Я тут же возвратил конверт, засунув его ему в карман пальто, а тот долго пытался всучить его мне вновь и вновь. Я попросил его не шуметь, так как люди в доме еще спят, сказал, что ко мне приехал отец, что он очень расстроится, узнав о происходящем, что он коммунист, ленинградец, что у нас в семье не принято принимать вознаграждение. Я вытолкал его из квартиры, вызвал лифт и отправил его вниз, успев в последний момент всунуть в его карман злополучный конверт.