Михаил Кириллов - Врачебные уроки (сборник)

По расчетам деревня должна была уже показаться. Это подтверждала и дорожная колея. Те, кто шли впереди, периодически менялись, но у всех ноги уже были мокрыми, а сапоги полными грязи. Наконец, показались слабые огоньки в окнах села. Тогда еще здесь не было электричества. Подъехали к больнице – одноэтажному зданию. Сняли из кузова больного, под руки привели его в приемный покой. Разбудили санитарку. Объяснили в чем дело и послали за хирургом, который жил здесь же в деревне. При свете керосиновой лампы осмотрели приемный покой. На койке спал какой-то мужичок, а под койкой на матрасе лежала в верхней одежде беззубая старушка, счастливая, что ей не отказали (завтра посмотрят) и что ночь она проведет в тепле.

Пришел молодой недовольный хирург. Не снимая плаща-болоньи, тут же посмотрел живот у больного, велел раздеть его и занести в операционную. Мы увидели из приемной, что там зажгли лампу поярче. Подошла медсестра. Операция началась. Хотелось бы думать, что хирург помыл руки.

Мы возле машины разожгли костер и грелись, не решаясь ехать назад в темноте, да и нужно было дождаться результата операции. Дождались: аппендикс был удален, больной заснул. К этому времени рассвело. Поблагодарив хирурга, мы сели в машину и тронулись в обратный путь. Прооперированного солдатика мы забрали, когда всей колонной возвращались в Рязань. Ему повезло.

Симулянтов на самом деле немного. Они – одиночки в профессиональной жизни врача. У них своя мотивация, часто скрытая, и только занятость врача действительно больными людьми не позволяет ему распознать их быстро. Обидно, конечно, когда симулянту удается врача облапошить. Его метод прост – ходить в «шкуре больного». Впрочем, есть и нечто противоположное – диссимуляция, когда больные, по тем или иным причинам, стремятся выдать себя за здоровых и, следовательно, годных к какой-то выгодной или важной для них деятельности (дипломаты, летчики, спортсмены, военнослужащие и т. п.).

Приведу несколько примеров из своей практики.

Как-то (я работал тогда в Ленинградском окружном госпитале) меня позвали в рентгеновский кабинет. За экраном стоял солдат, якобы больной язвенной болезнью желудка. Бариевая масса заполняла желудок, имевший обычную конфигурацию. При надавливании перчаткой в области малой кривизны отчетливо проступали контуры 20-ти копеечной монеты, монеты достаточно крупной, и посредине ее цифра «20». Рентгенолог торжествовал и выглядел как пограничник, который задержал контрабандиста. Доказательная диагностика симуляции. Осталось непонятным только, как он смог проглотить такую крупную монету!

Другой случай. Спустя какое-то время, придя на обход, я обнаружил одного из своих больных совершенно желтым, причем цвета молодого лимона – зеленовато-желтым. Беспокоила его, по его словам, только слабость. Сам факт острого развития желтухи ничем не был обоснован, ее просто не могло быть. Заподозрили артифициальную причину, а именно прием акрихина с симулятивной целью. Собрали мочу под контролем (она, кстати, имела практически обычную окраску), отнесли ее в судебно-химическую лабораторию (окружной госпиталь располагал такой лабораторией) и на следующий день получили подтверждение – присутствие акрихина. Больной сознался, что хотел уволиться из армии, как больной с заболеванием печени. Был выписан в часть с соответствующей характеристикой.

Наконец, еще один случай. Лежал у меня в палате в том же госпитале (было это в 1966 г.) с нейроциркуляторной астенией первогодок, призванный из Киева. Общительный, вполне адекватный малый, спортивно сложенный. До призыва он служил в Киевском цирке эквилибристом. Это была сложная цирковая специальность, здесь был нужен особый талант. Он неплохо зарабатывал, у него не было конкурентов. И вдруг – призыв в армию. Никакие ссылки на редкость специальности не помогли, призвали. Он не понимал бездарности этого решения, ведь за три года вполне наступила бы дисквалификация. Конечно, это вызывало сочувствие. Но ведь это так привычно для военкоматов – призывать скрипачей в стройбаты.

Он каждое утро радушно встречал меня в палате, ни о чем не просил. Дистония у него была налицо, но освобождения от армии это ему не давало. И вот однажды, отвернув борт больничного халата, он показал мне большую пуговицу, надежно пришитую к коже чуть выше соска слева. Места проколов были синюшны вследствие кровоизлияний. Демонстрируя пришитую пуговицу, он вел себя обычно, даже бесстрастно, как если бы это не имело к нему никакого отношения. На вопрос, зачем он это сделал, отвечал: «Не знаю. Пришил, да и все». Посоветовались с психиатром, тот не мог ничего утверждать, но подумал о шизофрении с характерными для нее неожиданностями в поведении больных. Пуговицу аккуратно сняли. Больного перевели в психиатрическое отделение для обследования. Помятуя о своих прежних разговорах с ним, о его подлинном призвании, я увидел в этой пуговице попытку любой ценой уйти из армии даже по статье. Скорее всего, это был протест.