Рене Претр - Там, где бьется сердце. Записки детского кардиохирурга

Сегодня, когда мы встречаемся с бывшими товарищами по команде, в первую очередь мы вспоминаем эти поединки, неожиданные победы и невероятные переломы счета в нашу сторону. Потрясающе, с каким постоянством это вызывает те же взрывы смеха, те же удары по спине, тот же эмоциональный накал — годы и повторы лишь слегка смягчили их. О, наши Аустерлицы! Победы, которые мы вырвали у противника. Они стали настоящими легендами, и, если бы финальный результат не остался в архивах, я думаю, что сегодня счет в них выглядел бы, как в гандболе. Гораздо реже мы вспоминаем о наших Ватерлоо, поскольку некоторые из них до сих пор вызывают горькие сожаления. И все же Жан-Пьер, когда-то упрямый защитник, чтобы посмеяться надо мной, редко упускает случай вспомнить мой великий подвиг в Невшателе . Мое личное Ватерлоо.

…Задвину немецкий, буду делать только математику на завтра и, может быть, начну эту большую работу.

Учебой я занимался мало, слишком мало. Мои небрежные или вовсе не сделанные работы много раз навлекали на меня самые мрачные предсказания. К счастью, они не сбылись. Конечно, после работы на ферме и футбола у меня оставалось совсем мало свободного времени для учебы. День ото дня я старался его распределять, чтобы совместить все три направления.

Нам угрожал вылет из группы, как и нашему сегодняшнему сопернику, и поражение легко могло отправить проигравшего во вторую лигу. Нам хватит и матча вничью, чтобы сохранить преимущество в одно очко, которое мы получили при разбивке на группы. Мы были хозяевами положения, но за десять минут до конца матча счет был всего 1:1. И вот их боковой нападающий пошел вперед, в одиночестве проводя медлительную контратаку справа. Он вяло наметил удар в нашей шестнадцатиметровой зоне. Поблизости мало игроков противника, опасность от них почти нулевая. Я первым оказался у мяча и отправил его вратарю, не заметив, что он выскочил из ворот, чтобы броситься на мяч. Я в ужасе смотрел, как товарищ по команде падает у моих ног ни с чем, а мяч медленно, спокойно, почти садистски катится в пустые ворота. Я запутался ногами в руках вратаря и даже не мог сделать последнюю попытку спасти положение.

Домой мы возвращались как с похорон. С этим поражением сезон, казалось, был проигран, а вылет из группы для клуба, занявшего в турнирной таблице место явно не по росту, мог означать последовательное скатывание на несколько лиг вниз. Жан-Пьер до сих пор хлопает меня по плечу: «Помнишь тот гол? А? Тот пас? Изящно так!» — и давится от смеха. Да, мы весело смеемся над этим, так как, вопреки всем ожиданиям, мы с энергией отчаяния героически выиграли наши последние матчи у команд, занимавших верхние строчки турнирной таблицы, а наши непосредственные конкуренты свои проиграли. Мы спасли свою шкуру, несмотря на этот чудовищный для меня гол в свои ворота.

К счастью, мне легко давались точные науки, так что не требовалось большого труда, чтобы получать нормальные оценки. Изучение языков — немецкого и английского, которое было прежде всего зубрежкой, в моих глазах требовало чрезмерных усилий и времени. Поскольку я думал принять у отца ферму и считал, что мне не понадобится ни тот, ни другой, я систематически откладывал в сторону эти предметы, пожирающие время. По иронии судьбы мне все же пришлось их выучить заново несколько лет спустя.

Наши родители, которым в свое время учеба была недоступна, не возражали против того, чтобы мы учились — если от этого были результаты. По их мнению, каждая профессия прекрасна, если ей соответствует искреннее желание. Но все же это должно было быть «настоящее ремесло». Отец вставал на дыбы, как лошадь перед змеей, когда я говорил ему о желании стать футболистом. Несмотря на притягательность футбола, в его глазах он был развлечением и ни в коем случае не профессией. В этом вопросе его вето было категорическим, его не могло поколебать даже то, что он был моим самым убежденным болельщиком на трибунах.

В старших классах я был беспечным и, поскольку мои оценки всегда были в классе средними, прожил этот благословенный период без напряжения. С тремя приятелями, такими же саркастичными готовыми смеяться надо всем, мы образовали группу возмутителей спокойствия, порой бестолковую, но чаще забавную. Я школу особо не любил, терпеть не мог часами сидеть в четырех стенах без дневного света — но вечерами я с удивлением понимал, что с нетерпением жду, когда снова туда вернусь, просто чтобы воссоединиться с кланом, смеяться по любому пустяку и делать кучу разных глупостей.